Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Махмуд Гаван сидел в кресле, выделяясь среди окружавших его придворных могучей высокой фигурой.

Если в одном человеке проявилось хотя бы несколько лучших качеств человеческой породы, этого человека смело можно назвать совершенным.

Встреча стоила трудностей. Перед проведчиком был не просто великий визирь, но ещё воин, математик, поэт, философ.

Внешность Махмуда Гавана поражала своей гармоничностью. Геркулесовское телосложение не подавляло взор чрезмерной мощью, скорее, высокий рост подчёркивал стройность и гибкость мускулистого тела. Крупная голова на сильной шее соразмерна широким плечам, чёрные кудри красивыми прядями обрамляли властное, с правильными чертами лицо, выражавшее отвагу и благородство — редкое и счастливое совпадение качеств. В карих глазах, спокойных и проницательных, светился высокий доброжелательный ум. Такой ум в сочетании с первыми двумя свойствами делает человека поистине величайшим героем. Или мудрецом. И Махмуд Гаван подтвердил это своими деяниями.

Он слегка удивился, когда Хоробрит произнёс надлежащее приветствие на безупречном фарсидском языке, потом на санскрите и вручил ему письмо Ивана, которое ещё в Москве было переведено на фарсидский и арабский языки.

Внимательно прочитав письмо, Махмуд Гаван отложил его, изучающе осмотрел чужеземца, одеждой не отличающегося от мусульман, звучным голосом спросил:

— Ты воин?

— Человек, столь долго пребывающий на чужбине, должен быть воином, великий визирь.

Махмуд Гаван благосклонно кивнул:

— Ты прав. Я уже слышал о тебе. Жаль, не пришлось застать моего казначея в живых. Как ты думаешь, русич, кто его мог убить?

— Не стану скрывать, великий визирь, правду, которую ты знаешь. Его отравили люди Малик Хасана.

— Ты не задумывался, что обвинение может быть клеветой?

— Готов ответить за свои слова перед кем угодно! За день до того, как отправиться в Парват, я убил соглядатая Малик Хасана. Той ночью было совершено нападение на меня. Но в моей комнате поселили приезжего купца, и люди Малик Хасана по неведению отрубили головы ему и его телохранителю. Мне пришлось покинуть завийю и искать безопасное место. Соглядатай последовал за мной. Я поймал его, и он поведал о том, что я уже знал: отравили твоего казначея не жёны Мехмеда-аги, а люди куттовала, подчинённого Малик Хасану. Мои слова могут подтвердить многие.

— Гм. Я вижу, ты достаточно осведомлён о наших делах и способен из них извлекать правильные выводы. Говорят, что со стороны виднее, я согласен с этим утверждением. Скажи, к каким же выводам ты пришёл?

— Они не для посторонних ушей, великий визирь.

— Хорошо. Поговорим об этом в другой раз. Твой государь Иван тебе верит?

— Да, великий визирь.

— Прекрасно. Письма царю Руси я писать не стану. И не потому, что мы не нуждаемся в союзе с далёкой Русией, но потому, что письмо может быть перехвачено и использовано против меня. Когда встретимся в следующий раз, я передам всё, что нужно, на словах. Я полагаю, что большую часть того, что я намереваюсь ответить, ты уже знаешь. Так или не так?

— Так, великий визирь.

— Похвально. У мудрого государя, несомненно, и умные приближённые. Встретимся через три дня. Прощай.

Ну что ж, первая встреча и должна быть такой, то есть оставить много недоговорённого. Иначе беседа продлилась бы слишком долго. А Махмуд Гаван приехал лишь несколько дней назад. Но сегодня же Малик Хасан узнает, что русич был у великого визиря, которого юный султан наградил званием махдума. Это означало, что Хоробрита убить пока не посмеют.

Выйдя из дворца, он смело направился в завийю. Человеку всегда хочется вернуться туда, где с ним произошло нечто знаменательное, пережить вторично ощущение избегнутой опасности. Это возбуждает и не позволяет терять боевого мастерства. Именно это заставило Хоробрита побывать в том переулке, где он обнаружил за своей спиной соглядатая. Или тот был слишком недоверчив и не поверил тем, кого послали убить русича, или слишком догадлив. Как бы там ни было, пронырливый соглядатай представлял опасность, ибо ждал появления ночных стражей, чтобы позвать на помощь. А если бы Хоробрита схватили в отсутствие Махмуда Гавана, то проведчика немедленно бы казнили. К счастью, ночной охраны поблизости не оказалось. Хоробрит оглушил соглядатая, когда тот пришёл в себя, быстренько допросил, а после сломал ему хребет.

Во дворе завийи его встретила Зензюль, ещё более раздобревшая, обрадованно кинулась ему на шею.

— О, любимый, я так переживала за тебя! — И быстро шепнула: — Уходи скорей, тебя здесь ждут стражи...

Но на галерее уже показался хозяин завийи, а с ним вышли четверо рослых воинов. Перс быстро скрылся в своих покоях, а стражи спустились во двор и окружили Хоробрита. Один из них, узколицый, горбоносый, устрашающе шевеля вислыми усами, спросил:

— Ты ходжа Юсуф Хоросани?

— Да, я ходжа Юсуф.

— Ты обвиняешься в убийстве приезжего купца и его телохранителя.

— Но с того случая прошло уже два месяца. Вы что, не могли найти настоящих убийц?

— Вот мы и нашли, — проворчал вислоусый.

— Но убивал купца не я.

— Сейчас мы тебя проводим к куттовалу, он и разберётся.

Хоробрит мысленно усмехнулся. Люди куттовала убили, а куттовал ищет убийц. Конечно, он их не найдёт. Но зато какой удобный предлог свалить вину на чужеземца. Осталось только сделать вид, что он обозлён до крайности и не прочь схватиться со стражами. Хоробрит кинул ладонь на рукоять клинка. Вислоусый был далеко не трус и тоже вынул саблю. Некоторое время они мерили друг друга свирепыми взглядами. Остальные после недолгих колебаний воинственно выпятили груди и обнажили клинки. Конечно, они не знали, с кем хотят схватиться. Хозяин завийи высунулся было из своих покоев, но, обнаружив, что дело принимает дурной оборот, вновь скрылся. Схватку предотвратила Зензюль. Встав между мужчинами, она взмахнула метлой и смело заявила:

— Эй, вы, храбрецы, не хотите ли сразиться с женщиной? Я готова! Метла против сабли!

— Отойди, Зензюль! — проворчал вислоусый. — Ступай к себе. Я скоро приду, и тогда мы с тобой сразимся, ха-ха, в постели! Уверен, тогда ты покажешь спину!

— Ха-ха! — громыхнули остальные стражи.

Зензюль немедленно заявила:

— Меньше, чем за сорок тенке, я не согласна.

— Сорок тенке? — взвыл вислоусый. — За что, женщина?

— За тот синяк, который ты поставишь мне своим горбатым носом!

— Го-го-го! — залились воины.

Вислоусый уступил.

— Ладно. Если хорошо поработаешь, получишь сорок тенке. Сейчас я отведу чужеземца к куттовалу и быстренько вернусь.

Но повели они Хоробрита не к куттовалу, а во дворец Малик Хасана.

«Бесерменинъ же Мелик, тотъ мя много понуди в вЂру бесерменьскую стати. Аз же ему рекох: «Господине, ты намазь кыларесенъ, мен да намазъ киларьменъ; ты бешь намазъ киларьсизъ, мен да 3 каларемень: менгарипъ, а сень иньчай». Онъ же ми рече: «Истину ты не бесерменинъ кажешися, а христьаньства не знаешь». Аз же въ многыя помышления впадохъ и рекох себЂ: «Горе мнЂ, окаянному, яко от пути истиннаго заблудихся и пути не знаю уже самъ пойду. Господи боже вседержителю, творецъ небу и земли! Не отврати лица от рабища твоего, яко скорбь близъ есмь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твоё есмъ создание; не отврати мя, Господи, от пути истиннаго и настави мя, Господи, на путь твой правый, яко никоея же добродЂтели в нужи той сотворих тебЂ, господи мой, яко дни своя преплых все во злЂ, Господи мой, олло перводигерь, олло ты, каримъ олло, рагымъ олло, каримъ олло рагымелло; ахалимъдулимо (Господи мой, покровитель ты, Боже, Господи милостивый, Господь милосердный, милостивый и милосердный. Хвала Богу!)... Уже приидоша 4 Великыя дни в бесерменьской земли, а христианства не оставихъ. ДалЂ Богъ вЂдаять, что будетъ. Господи боже мой, на тя уповаЂ, спаси мя, Господи боже мой!»