Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

— Я знаю Малика Хасана ещё с того времени, когда он был простым писцом, и у ворот дворца султана записывал желающих лицезреть повелителя. Тогда он меня узнавал и даже называл братом и угощал кхичри. Иногда я давал ему в долг несколько тенке и никогда не требовал вернуть их. Ладно, то дело прошлое. Три года назад я задолжал за лечение дочери много денег и попросил Малика дать мне взаймы. Он не стал меня слушать и выгнал прочь, да ещё кричал вслед: «Кафыр! Ты посмел приблизиться ко мне!» Такие обиды не забываются, русич. Тогда я пошёл к Махмуду Гавану и застал его в саду, когда он читал стихи. С того времени я их помню.

Выслушав, Махмуд Гаван велел мне идти к казначею Мехмеду-аге, чтобы тот выдал мне денег, сколько я скажу. Я попросил казначея дать мне в долг пятьдесят футу нов — столько я задолжал. Мехмед-ага дал шестьдесят футунов безвозмездно. Почему так получается, русич, что хороших людей сживают со свету? А когда я узнал, что Малик Хасан хочет погубить благородного человека и поэта Махмуда Гавана, я решил, что кому-то надо вмешаться. Но что я мог сделать, простой смотритель фонтанов?

Ночью небольшой караван из нескольких ослов и погонщиков прошёл по улицам Бидара, направляясь к водоёму, что расположен на вершине холма, откуда вода через задвижки течёт к городским прудам и фонтанам. Холм окружали сады, безлюдные в ночное время. Строение, к которому шёл караван, стояло у подножия холма и охранялось двумя стражниками-индусами. Там же, в хижине, одиноко жил смотритель задвижек, в обязанности которого входила подача воды в город.

— Он мне друг, — говорил Баба Хоробриту, уверенно шагая впереди каравана по тропинке. — Раньше он жил в Гуджарате и был кшатрием, но однажды в гневе убил брахмана и стал нечистым, то есть чандалом [183] Среди неприкасаемых различались две категории. Чандалы и швапачи, чандалами становились за нарушение кастовых предписаний; к швапачам относились отсталые племена охотников, рыболовов, они не были рабами, но закон их не защищал. , неприкасаемым. Ему пришлось бежать из Гуджарата. Я встретил его на улице Бидара, когда он просил подаяние. Мне стало его жалко. Тогда смотрителем задвижек был я. Управитель дворца Малика Хасана мне сказал, чтобы я перешёл во дворец для обслуживания фонтанов. Я согласился, но попросил, чтобы на моё место назначили Говинду, так звали беглеца из Гуджарата. Никто ведь не знал, что там он был чандалом. Управитель переговорил с куттовалом, и Говинда стал смотрителем задвижек. Вот мы и пришли. Ослов лучше оставить здесь. К водоёму могут приехать стражи порядка, и тогда нам несдобровать.

Заросли прикрывали тропинку со стороны холма и дороги. Впереди слышался шум воды, льющейся в водоём из глиняных труб. Текла она с ближних гор, но откуда именно — знали только несколько человек в Бидаре, потому что трубы были упрятаны в землю. Одним из этих людей был Баба. Как он объяснил, лишить Бидар воды означает обречь город на гибель.

Вместе с Бабой и Хоробритом сюда пришёл Вараручи и трое крепких молодых индусов. Привязав ослов и оставив пожилого Вараручи стеречь их, остальные взяли пустые хурджины и последовали за Бабой.

— Удачи вам! — прошептал им Вараручи и с решимостью добавил: — Если Всевышний всезнающ, он вам поможет!

Поистине, вера обретается надеждой, а теряется опытом. Видя, что творится на земле, Вараручи стал сомневаться во всемогуществе Бога. Однажды в беседе он заметил Хоробриту, что перевоплощение душ — это обман, который невозможно опровергнуть.

Маленький отряд прошёл по тропинке, пересёк неглубокий овраг и поднялся к холму. Шум падающей воды усилился настолько, что заглушал голоса. Впереди зачернела каменная постройка. Возле неё горел костёр и виднелись двое воинов. Сменят их лишь утром. Баба провёл спутников мимо воинов, и скоро костёр скрылся за деревьями. Шагах в пятидесяти от оврага среди кустов стояла хижина смотрителя. Баба велел остальным подождать, приблизился к хижине, исчез за дверью.

Спустя время он вышел из жилища в сопровождении высокого человека, окликнул Хоробрита, сказал ему:

— Говинда не может нас сопровождать. Скоро ему открывать задвижки, чтобы подать воду в город. Если он этого не сделает, сюда немедленно явится куттовал со стражами. Придётся нам идти одним.

— Сможем сами найти? — спросил Хоробрит.

— Думаю, сможем. Я был в подземелье года три назад, когда мы исправляли повреждение трубы. Кажется, это за шестым поворотом? — спросил Баба у Говинды.

Тот молча кивнул, явно не отличаясь разговорчивостью.

— Надо спешить. Пойдём, Говинда, откроешь нам дверь.

Смотритель так же молча пошёл вперёд. Баба и Хоробрит последовали за ним. Молодые индусы несли кирки. Они опять спустились в тёмный овраг. Здесь он оказался гораздо глубже, чем у холма, и зарос высоким кустарником. Говинда пошарил в кустах и выволок несколько смолистых факелов.

— Зажигать пока не надо! — шепнул Баба. — Спустимся ещё ниже. Свет могут увидеть стражники. Бойтесь змей!

Но, к счастью, ни одна змея не попалась им. Дно постепенно понижалось, овраг становился уже, склоны его — круче. Над головами идущих горели звёзды, слабо освещая путь. Заросли скоро кончились, и тропинка вывела на каменистую площадку перед массивной дверью, закрытой на металлические запоры. Говинда вынул связку ключей, открыл замки и протянул ключи Бабе.

— Когда вернёмся, я принесу их тебе, — сказал Баба.

Смотритель молча кивнул, повернулся и пошёл по тропинке обратно. Скоро он скрылся за кустами.

— Он немой? — полюбопытствовал один из молодых индусов.

— Нет. Говорить может. Просто очень обижен на людей и дал обет не разговаривать пять лет.

Они вошли в дверь, притворили её за собой. Их окружила полная темнота. Где-то слышалось журчание воды. Пахнуло сыростью. Хоробрит и Баба зажгли два факела. Яркий свет озарил подземелье. Оно было низкое, но просторное, стены выложены из плоских камней, вдоль прохода тянулись глиняные трубы едва ли не в обхват толщиной. В них и журчала вода.

— Трубы идут в город, — объяснил Баба. — Каждая к пруду или фонтану. Вот эта, — он показал на одну из них, — наша труба, куда она повернёт, туда пойдём и мы.

Они двинулись по проходу. Подземелье сделано добротно, камни тщательно пригнаны. Вдоль прохода стояли каменные столбы, несущие потолочное перекрытие. Воздух здесь был сырой, но довольно свежий. Видимо, подземелье имело хороший продув. Шагов через сто показался первый поворот. В узкий подземный ход убегала одна из труб. Вдруг слабое журчание воды в трубах сменилось свистящим гулом. Баба сказал, что это Говинда поднял одну из задвижек.