Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

— Ва! — раздался изумлённый крик гонца.

— Ва! — разом взревели воины, вылетая из-за костра.

А из степи уже доносился стремительно приближающийся конский топот. На дороге что-то прокричал караульный и пустился к стану, проламываясь сквозь заросли. Персы отбежали от костра. В круг света костра, подобно чёрным птицам, влетели несколько всадников. Мелькнули стрелы, выпущенные из коротких татарских луков. Кто-то в темноте простонал. Свистнули несколько встречных стрел. Один из татар опрокинулся в седле. Второй прильнул к гриве своей лошади, кашляя кровью. Горячий скакун унёс его в ночную степь. Но остальные налетели на пеших персов. Начался короткий бой возле придорожных зарослей. Там свирепо кричали, храпели лошади, звенели клинки. Пока внимание персов и татар было отвлечено, Хоробрит схватил седло и попону. Орлик ждал его, прислушиваясь к шуму боя. Лошади персов продолжали пастись. Лишь изредка дрожь волнами пробегала по их крупам. Хоробрит успел оседлать Орлика и вскочить в седло, когда к костру вернулись двое. Это были татары — сутулый и второй воин, постарше.

Пришла пора действовать. Хоробрит поднял лук. Стрела попала в горло сутулому и опрокинула его. Лошадь захрапела и понесла мёртвого седока прочь от костра. Второй, не зная, откуда произошло нападение, счёл за лучшее спастись бегством. Хоробрит погнался за ним. Жеребец беглеца мчался огромными прыжками. Но Орлик настигал и не таких. Татарин на ходу выпустил две стрелы. Они не были прицельными и пролетели в стороне. Поняв, что ему не уйти, беглец остановил лошадь, повернулся лицом к преследователю, выхватил саблю.

Потянул по степи предутренний ветерок. Небо бледнело, и гасли звёзды.

— Брось оружие! — крикнул Хоробрит. — Я оставлю тебя в живых!

— Нет! — прохрипел тот, бросаясь на врага. — Слишком долго мы за тобой гонялись, русич! Один из нас должен умереть!

Сколько жарких схваток видела эта равнина, сколько крови впитала в себя сухая полынная земля, сколько костей, омытых дождями и иссушенных ветрами, разбросано по здешним дорогам — кто сосчитал? И кто скажет, сколько крови прольётся здесь ещё, сколько костей рассыплется в прах?

Забывчив человек. А прошлое уничтожимо.

Вражда столь же извечна, как извечно мужское соперничество. Татарин рубился с отчаянностью обречённого. Он знал грозную мощь противника и не обольщался надеждой. Лишь случай мог спасти его. И вот, кажется, удача улыбнулась ему. Жеребец Хоробрита споткнулся, попав ногой в нору. Хоробрита бросило вперёд, к гриве, его крутой затылок оказался перед глазами врага. Татарин присвистнул от радости и не замедлил обрушить на беззащитно белевшую шею свой клинок. Но Орлик отпрянул, спасая хозяина от неминуемой беды. Татарин взвыл от бешенства. Хоробритом владела ярость. Сколько раз он щадил противников, но ни один не пощадил его. Любая оплошность несёт в себе смерть. Сейчас он рубился как никогда в жизни. Мощный удар сверху. Лязг столкнувшихся сабель. Резкий поворот рукояти — привычный приём. Клинок врага, вывернувшись из негибкой напряжённой кисти, падает на землю. Татарин пригнулся к гриве скакуна и пустился прочь. Звёзды в небесной светлеющей вышине исчезали одна за другой, не успевшие погаснуть, продолжали всматриваться в степь, словно надеясь увидеть конец поединка. Татарин знал, что пощады ему не будет, гнал жеребца что было сил, нахлёстывая бешеной плёткой то справа, то слева. Приподнявшись на стременах, Афанасий занёс клинок.

Возвращаясь на стоянку, Хоробрит заметил, что возле костра сидит гонец, держась за раненое плечо, из-под пальцев его густо сочилась чёрная кровь.

— В моей сумке есть тряпица и баночка с мазью. Перевяжи меня! — попросил он, кривясь от боли.

Афанасий охотно исполнил просьбу. Гонец посидел с закрытыми глазами, баюкая раненую руку, глухо сказал:

— В такие мгновения не обманывают, русич. Я хотел тебя убить, чтобы отнять жеребца. Всевышний наказал нас за это. Прости меня. Остальных уже простил аллах. Они погибли в бою, а значит, попали в рай. Меня звать Фатих Албан.

— Албан? — удивился Афанасий, осматривая трупы. — Разве ты не перс?

— Нет. Моя родина Албания. Когда её захватил Мехмед-султан, я был мальчиком. Меня отдали в «аджеми-огланы» — это школы, где турки обучают чужеземных юношей, чтобы сделать из них воинов. Так я стал «ени чери», то есть янычаром. Но я затаил обиду на османов за то, что они разорили мою родину, и перебежал к Узуну Хасану, врагу османов. — Албан, опираясь на здоровую руку, поднялся с земли, пошатнулся. — Надо поймать лошадей, русич, взять оружие и уезжать. Скоро сюда прилетят стервятники и прибегут шакалы.

Афанасий собрал шестерых лошадей, остальные убежали, снял с убитых оружие, походные сумки, привязал коней поводьями, помог Албану сесть на его лошадь, и они тронулись в путь. Восемь трупов остались лежать в степи. Албан сказал, что души убитых уже на небесах, а тела Богу безразличны.

— Пусть они пойдут на корм диким зверям-падальщикам, — равнодушно сказал он. — По крайней мере, от них будет хоть какая-то польза. Много они в своей жизни нагрешили, хоть и считались правоверными. Плохие люди.

Суждение Албана удивило Афанасия, он спросил, мусульманин ли гонец.

— Обрезанный, — столь же безразлично отозвался тот. — В аджеми-огланы нас принудили стать мусульманами. Двое из наших постарше не отказались от христианства, днём молились, как правоверные, в мечети, а вечером просили у Христа прощение за отступничество. Кто-то их выдал. Обоих посадили на кол для устрашения остальных. Если бы ты видел, русич, как они корчились и плакали кровавыми слезами! С того времени сердце моё выжжено злобой к людям. Когда увидел тебя, решил, что ты такой, как и все. Среди нас не найдётся воина, который не захотел бы ограбить одинокого путника. Откровенно скажу, русич, я никогда не испытывал жалости и не стал бы перевязывать раны своему врагу! Родился ли я таким, или меня к этому вынудила жизнь — не знаю. Хотя часто задумывался над этим. — Албан говорил отрывисто, зло, как о давно наболевшем, возможно даже стыдясь своих мыслей.

После этого он замолчал и не произнёс больше ни слова. Лишь на загорелом недобром лице его вспухали и опадали желваки.

Так они ехали по полынной степи с увала на увал. Солнце всё ярче разгоралось в белёсом небе, перепархивали с куста на куст стайки бурых птичек. В ослепительной голубизне пел жаворонок.

Ближе к вечеру они увидели густое облако пыли, затмившее всю западную часть горизонта, стал доноситься неслитный шум, скрин арб, ржание лошадей, лай собак. Отдельные всадники скакали вдоль края тучи. Несколько верховых, заметив Афанасия и Албана, помчались к ним. Это были воины. Передний держал пику, на которой покачивался конский хвост.