Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Но Хоробрит молчал. У него была своя жизнь, и она принадлежала другим. Что ждёт его впереди? Марьям всё поняла.

— У тебя каменное лицо, — прошептала она. — Когда я в первый раз увидела тебя, подумала, что ты «вышел из скалы», так у нас называют воинов, которые ничего не боятся. Не думала, что ты можешь так горячо любить. Полюби меня ещё. Скоро утро, и мне пора разжигать очаг.

Потом она легко соскользнула с ложа. В двери обернулась, задумчиво повторила:

— У тебя каменное лицо. Прощай!

Она словно предчувствовала что-то. Женщины слабы, а потому вынуждены видеть дальше мужчин.

Утром Хоробрит, как обычно, открыл лавку. Явились ранние покупатели, приезжие из Гиляна, стали прицениваться к тюкам шёлковой ткани. И вдруг Хоробрит увидел: в дальнем тёмном углу лавки возник старик в длинной белой рубахе. Призрак опирался на суковатую клюку и предостерегающе кивнул ему, показав на окно. Покупатели не замечали его. Тихий голос волхва прошелестел:

— Будь осторожен.

И тут же призрак пропал. Словно ушёл в стену. Снаружи базарный дарага прокричал:

— Рынок ра бэбждид — рынок закрывается! Выходите все из лавок! Во имя аллаха!

Покупатели стали расходиться. Хоробрит увидел, как мимо окна прошла молчаливая толпа вооружённых мужчин, сопровождаемая услужливым старшиной-дарагой. Впереди шёл Муртаз-мирза, похлопывая плёткой по запылённым сапогам. Базарный старшина вёл татар к воротам. Они спешили и только потому не заглядывали в лавки. Сейчас Муртаз-мирза поставит в воротах своих людей, а потом они, как через сеть, просеют толпу. В лавке укрыться невозможно. Через стену не перелезешь — слишком высока.

Когда толпа удалилась, Хоробрит выскользнул из помещения, притворил за собой дверь, закрыл на замет. Вдруг старшина базара остановился, что-то сказал Муртазу и повернул назад. Татары кинулись к лавке Мехмеда. Хоробрит едва успел скрыться за углом.

Пробежав вдоль глухих сомкнутых стен, Хоробрит выскочил к водоёму, где приезжие обычно поили лошадей. Вокруг него было несколько коновязей, и здесь сейчас стояло много чужих лошадей под сёдлами. Их охраняли два татарина, прислушиваясь к шуму возле лавок, не забывая дружно подкручивать усы. Сабли их были в ножнах, луки в саадаках, прикреплённых к сёдлам. Караульные так и не успели понять, стали ли красивее, подкрутив усы. Дамасский клинок Хоробрита снёс первому голову с лёгкостью серпа, подсекающего былинку. Хоробритом владела ярость. Продолжая замах, окровавленная сабля настигла второго воина, успевшего обернуться, и пронзила его горло. Не теряя времени, Хоробрит обрубил поводья лошадей, привязанные к коновязи, вскочил в седло первого подвернувшегося жеребца и погнал табун к воротам. Его пронзительный разбойничий свист напугал коней, они, храпя и теснясь, метнулись туда, где несколько конных татар осматривали выходящих с базара. Один из них был Митька. Склонившись с седла, он пытался открыть чадру у одной из женщин, чтобы разглядеть лицо. Женщина завизжала. Хоробрит дико ухнул, подгоняя табун. Лошади ошалело рванулись в ворота. Возникла давка. Митька попытался поднять своего жеребца на дыбы, но налетели лошади с пустыми сёдлами. Митька рухнул под копыта бешено храпящего лошадей. Табун вырвался на улицу. За ним Хоробрит, пригнувшись к лошадиной гриве. Некогда было смотреть, что случилось с татем. Крики, вопли, ржание, топот — всё слилось в мешанину звуков, а над всем этим повисла густая пыль, скрыв происходящее.

Табун мчался по улице, пугая прохожих. Какой-то важный перс не успел отскочить в сторону, был сбит. Лошади неслись, оставляя за собой раздавленные тела. С балконов домов испуганно кричали женщины, визжали дети, ругались мужчины:

— Педэр сэг — сукин сын!

— Нигах кун — глядите! Иа алла — боже мой!

Брань неслась вслед Хоробриту. Он продолжал гнать табун, по-лешачьи ухая, крутя над головой дамасским клинком, готовый к схватке с любым врагом.

Промелькнул майдан. От водоёмов с визгом разбегались женщины, роняя кувшины, закрываясь чадрами, оглядываясь. Привстав на стременах, яростный Хоробрит был страшен. Именно таким его надолго запомнят чапакурцы. А вверх над дикими криками, грохотом копыт, над клубами пыли с минарета плыло тягуче и длинно:

— Нэ деир молла азанвахти... — Я зову вас!

Не сбавляя скорости, Хоробрит влетел в ворота странноприимного дома. Расстилавший в уголке молитвенный коврик сторож, кряхтя, обернулся, подслеповато вглядываясь, прошамкал вслед:

— Селям алейкум, путник! Будь гостем!

На галерее появились испуганные лица. Распахивались двери жилых келий. Хоробриту показалось, что промелькнуло лицо встревоженной Марьям. Но некогда было всматриваться. Спрыгнув с лошади, он забежал в конюшню.

Через мгновение Хоробрит на Орлике пронёсся мимо сторожа. Но тот уже истово молился, стукаясь лбом о коврик, зажав сухими пальцами волосатые уши.

— Прощай, старик! Мир твоему дому! — крикнул Хоробрит.

По ближним переулкам во все стороны разбегались татарские лошади. Их долго придётся ловить. Навстречу всаднику мелко семенила женщина с кувшином на плече. Увидев лицо проведчика, она ахнула. Полный воды кувшин грохнулся о камни.

За городом в разные стороны расходилось несколько дорог. Одна — на запад, в Гилян. Вторая — на восток, в Хоросан. Третья вела на юго-восток, к городу Сари. Хоробрит по наитию свернул на Сари, успев заметить, что в сторону Хоросана удалялась группа разнаряженных всадников с собаками. Видимо, кто-то из богатых чапакурцев собрался на охоту.

орьскаа земля обилна вельми; да в Волоской земли обилно и дёшево всё съЂстное; да Подольскаа земля обилна всем. А Урусь ерь таньгры сакласынъ; олло сакла, худо сакла! Бу доньяда муну кыбить ерь ектуръ; нечикъ Урсу ери бегьляри акай тусил; Урусь ерь абадан больсынъ; расте кам даретъ. Олло, худо, Богь, Богъ, данъгры. (И Молдавская земля обильна, и дёшево там съестное. Да и Подольская земля обильна всем. А Русскую землю Бог да сохранит! Боже, храни её! Господи, храни её! На этом свете нет страны, подобной ей. Но почему князья земли Русской не живут друг с другом, как братья? Пусть устоится Русская земля, а то мало в ней справедливости. Боже, Боже, Боже, Боже!)» [123] Этот текст особенно важен для характеристики мировоззрения Афанасия Никитина, возникшего у него в Индии. То, что он пишет слово «Бог» на четырёх языках — арабском, персидском, русском и тюркском, — свидетельствует о том, что он приходит к пониманию единого Бога, равно и единого человечества.

Истину кто-то сказал: всему своё время и всякому делу время под небесами.