Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Волга велика, могуча и полноводна, потому что вобрала в себя множество притоков со всей равнины от Валдая до Уральских гор и ни единого ручейка не отдала на сторону, всю силу притоков скопила, сберегла и направила мощным потоком к одной, ведомой лишь Богу, цели.

Сколько веков ей для этого понадобилось? Кто сосчитал? Да и найдётся ли такой ум?

Что с рекой, то и с племенами и народами. Века и века должны пройти в неустанном труде непринуждённого добровольного, а то и насильственного объединения, чтобы установилась единая молвь, а люди привыкли бы к великому закону братства. И тогда Всевышний направит слитную силу человечества к единой сияющей цели.

Ещё до Ивана Калиты Русь однажды едва не была собрана — Киевская, — да распалась на удельные княжества. И не походы Батыя были причиной того, что обособившиеся родичи возжелали самостоятельности, а, напротив, непомерная гордыня и взаимные обиды властителей, каждый из которых мечтал стать первым среди равных. А ведь клялись же и обещали один другому: «А кто из русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из нас, кто принял крещение, получат возмездие от Бога-вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те, которые не крещены, да не имеют помощи от Бога и от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь». «Если же не соблюдём чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от Бога, в которого веруем, — от Перуна и Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и пусть посечёт нас собственное оружие» [124] Договор князя Игоря в 944 году. Договор Святослава в 971 году. .

Дружно клялись и столь же дружно нарушали клятвы. И горевали, повторяя самими же выдуманные пословицы. «Беды, аки в Родне» [125] Пословица возникла как напоминание о голоде в г. Родне, осаждённом Владимиром в 980 году. , «Мёртвые сраму не имут», «Мир стоит до рати, а рать до миру», «Един камень, а много горнцев избивает», «Аще волк овця ввадит, то выносит всё стадо, аще не убиют его», «Безумных не орют, ни сеют, сами ся рожают» — все пословицы возникли в Киевской Руси. Не от хорошей жизни.

Но это была юность народа, пренебрегающая заёмным опытом, воинственная, нуждающаяся больше в воинах, чем в пахарях, а в мудрецах меньше, чем в героях.

И что удивительно. Чтобы прийти к святости, нужно осознать вред греха. То есть потребность в первой есть желание избежать второго. А это означает, что грех появился раньше. ВОЗМОЖНО, ДАЖЕ РАНЬШЕ СЛОВА. И на самом деле. Как проникнуться его вредоносностью, если он не пережит, если не оставил в душе ядовитого разрушительного осадка? Только осознав смрад греха, появляется желание очищения, иначе сказать — действия. А слово — это прежде всего действие.

Бросим изучающий взгляд на груду событий, именуемую Историей, и найдём в ней то общее, что пережили народы Земли — от инков на дальнем западе до не менее далёкой Японии на востоке, от норманнов на севере до арабов на юге, — все они пережили период разъединения.

И Русь не исключение. В качании маятника заложена готовность движения вспять. Величие обратного движения Руси в том, что, объединяясь, она неминуемо должна была вобрать в себя не один народ, а множество. Насколько велик был размах, настолько велика и миссия.

Осознавал ли в полной мере великий князь Иван, названный по очерёдности Третий, что он творил, используя для собирания Руси все возможные средства — от подкупа, улещивания, переманивания, угроз до походов и женитьбы на византийской принцессе Софье Палеолог? Скорее всего, нет, ибо величием цели можно проникнуться лишь на удалении от неё. А Иван спешил, одна за другой вставали перед ним задачи малые, которые уже потомки слили в одну громадную — СОБРАНИЕ ЗЕМЛИ РУССКОЙ.

В отсутствие Хоробрита произошли большие события. Иван готовил рать для похода на Казань. Вернулся из Шемахи Василий Папин, привёз письмо от Фаррух-Ясара и Узуна Хасана, в котором обговаривались условия договора. Читали письмо и на боярской думе, нарочно собранной для этого, и на малом совете, читали и радовались: государи начали признавать Русь! А там и Венеция, и Генуя, и Германия, и другие страны соблаговолят признать равными себе северную державу, а то и помощи попросить. Сообщение Василия Панина о преследовании отрядом татар Хоробрита встревожило государя, и он велел князю Семёну подумать, как помочь проведчику.

Князь Семён увёл к себе дьяка-посла и учинил строгий допрос. Напугало Папина то, что начальник Тайного приказа посадил за соседний стол борзого писца и велел записывать все вопросы и ответы, благодаря чему они дошли до потомков.

Князь Семён, по-бычьи угнув голову и сопя, спросил:

— Где твой племянник?

— Пропал, князюшко. Сам не ведаю, куда делся.

— Не ведаешь?

Василий Папин побледнел и опустил голову. Писец удивлённо глянул на кудрявого посла, почуяв что-то неладное, но тут же спохватился и записал последний вопрос Ряполовского.

— Ходил к Касиму?

— Ходил, князюшко. Сказал, как и было велено, что посол ширваншаха Хасан-бек везёт много кречетов, мол, государь Руси просит пропустить оба судна без задержки.

— Ну?

— Касим сказал: добро, — упавшим голосом произнёс посол.

— Почему же Касим со всей ратью кинулся грабить судно, где был Хоробрит?

— Не ведаю, князе, — прошептал Папин.

Семён Ряполовский встал за столом, навис над послом медведем, с затаённой угрозой рыкнул:

— Скрываешь татя! Родную кровь жалко, ась?

— Помилуй, батюшка, тридцать лет верой и правдой государю служу! Покоя не знаю, отдыха лишён, только бы порадеть на службе... — сбивчиво заговорил посол, ещё больше бледнея. — Митька в Астрахани сбежал. Богом клянусь, отказался я от него! Вот тебе святой крест! — Василий судорожно перекрестился дрожащей рукой.

— Он выдал Хоробрита?

Дьяк упал на колени, стукнулся головой о лавку, сдавленно заплакал. Князь Семён опустился на сиденье, морщась и кряхтя, как от зубной боли. Писец боялся дышать, едва слышно скрипел пером. Посол плакал. И это было так страшно в тишине приказной избы, что писец начал икать. Попытался перекреститься и забоялся ещё пуще.

— Сядь, — велел князь послу.

Тот, всхлипывая, послушно поднялся, опустил лицо в ладони.

— Много дал Хоробриту в Шемахе денег? — спросил князь. — Да перестань хныкать, чай, не мальчик!

Василий поднял лицо, вытер слёзы, видно было, что горе его и на самом деле велико, тихо проговорил:

— Всё, что имел. Мешок с динарами. И сумку со съестным. Послал я его в Баку к своему кунаку из Чапакура Мехмеду. Это верный человек. Я его от гибели спас в Астрахани.