Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Последовали обычные вежливые вопросы о дороге, о здоровье, о том, как ей здесь нравится, не чувствует ли она в чём нужду, привыкла ли к местным нравам и тому подобное. Софья отвечала бойко, с долей снисходительности, была пряма в суждениях, как человек, которому не пристало хитрить, льстить, угодничать. Холмский уже предупреждал Ивана, что у царевны тонкий ум и она весьма проницательна. Но сейчас она свою проницательность не стремилась обнаружить. Иван принялся расспрашивать Софью об Италии — что за страна, богата ли, каковы тамошние дороги и погоды, словом, попытался прощупать её ум.

Она отвечала, что Италия очень богата, там почти не бывает зим и плодородием её Господь не обделил. Но сейчас эта страна переживает трудное время раздробления, каждый край и даже города управляются независимым властителем, и каждый властитель стремится силой или хитростью отобрать земли у соседей, отчего идут беспрерывные войны. Люди перестали уважать законы и порядок и, впав в отчаяние, убивают друг друга днём и ночью, подобно зверям. Только в одном Риме бывает до двухсот убийств за две недели или до пятнадцати убийств за день. Бояре, расположившиеся на лавках вдоль стен, дружно ахнули, загомонили. Говорят, Москва — город татей, а здесь такого и вдесятеро не случается. Иван метнул на них быстрый взгляд, — примолкли.

— Города италийские — Неаполь, Милан, Венеция, Флоренция, Феррари и другие — считают себя государствами и управляются собственными династиями. Каждый город живёт наособицу. В душах людей нет ни страха Божия, ни уважения к законам, а есть лишь алчность и тщеславие. Между родами властвует кровная месть, всей Италии хорошо известны имена кровников: Монтекки и Капулетти, Берголини и Распанти, Торриани и Висконти, Орсини и Колонны. А это ведь славные роды, заслужившие уважение италийцев своей доблестью. Теперь они погибают во взаимной вражде, а вместе с ними погибает Италия, государь! — бесстрастно заключила Софья.

Иван слушал со всё возрастающим изумлением. Ничего себе, невестушка ему досталась! Да ей впору державой управлять. Иван вдруг заметил неприязнь в бычьих глазах Семёна Ряполовского, со вниманием слушавшего Софью. Бояре переглядывались, спешно куделили свои бороды. Оказывается, Русь-то почти рай!

— Я говорю лишь то, что думаю, государь, не утаивая и не скрывая мыслей. Ты спрашиваешь, как мне показались ваши обычаи? Многие хороши, а некоторые — не очень.

Среди бояр послышалось недоброжелательное перешёптывание. В чужой-то монастырь со своим уставом! Пусть и будущая царица, да уж прытка больно. Иван спросил, что Софье не нравится. Ответ опять удивил его. Софья за малое время сумела верно заметить то, на что у него, государя, ушли годы.

— У тебя, милый суженый, неказистый дворец, деревянный. При пожаре он может сгореть. Тебе нужен дворец, соответствующий величию твоей страны. В столице нет соборов, где можно было бы проводить торжественные богослужения, соразмерные с достоинствами православия. Нет палаты для приёма послов, столь же богато разукрашенной, насколько богата Росия. Отсутствуют, государь, и церемонии твоего выхода к народу. Ты слишком прост и открыт для всех. А подобное чревато неуважением!

Лихо Софья углядела суть. Взяла быка за рога. Бояре опешили и уже не перешёптывались, а задумались. Уж не собирается ли Софья вводить на Руси византийские порядки? Ряполовский ещё больше нахмурился. Иван почувствовал в нём недруга Софьи. Ни он, ни тем более князь Семён, ни Холмский не знали, да и знать не могли, что пройдёт не так уж много времени, и сын Софьи Василий, став государем, велит отрубить голову многим боярам, в том числе Холмскому и Ряполовскому, за неуважение к его матери.

Иван сказал, давая понять, что на первый раз достаточно:

— Надобно подумать над твоими словами, невестушка дорогая, много ты привычных для нас бед узрела. Пока прощай.

Софья ушла гордо, не зная, останется ли она после столь прямого разговора невестой. За ней выплыли и остальные. Замыкающая шествие Анна Тютчева, невольно подражая чужеземным манерам, тоже подняла голову и не пошла — поплыла.

— Наворочает она тут! — вырвалось у князя Семёна после ухода принцессы. Он говорил на правах верного советника. — Мы по-своему жили и жить будем, а не по-византийски.

Но мудрый Патрикеев возразил Ряполовскому:

— Я старик, мне кривить душой ради лести несвычно. Зрю я вперёд, князь Семён, и вижу: быть Руси самодержной! А какое уважение самодержцу, ежли он в лаптях да живёт в избёнке? Простота хороша не для престола. Он на уважении держится, на почитании, на страхе да на силе! А простота власть слабит! Софьюшка права: государю надобен дворец по чину, посольская палата — по богатству, храмы — по величию. Указы государевы оглашать следует не только на площадях, но и в храмах!

Забегая вперёд, скажем, что впредь так и поступали. Но пока храмов, соответствующих величию Росии и достоинству православия, даже в кремле не было. А ведь уже близилась победа над Новгородом. Она непременно должна быть чем-то увековечена. Ещё до приезда Софьи решено было строить новый Успенский собор, пригласили сначала московских мастеров-муромлей — Ивана Кривцова и Мышкина. Митрополит Зосима велел им соорудить храм по образцу Успенского собора во Владимире. Мастера съездили во Владимир, для чего им были выделены деньги из казны. Вернулись, решили возводить храм на месте старого собора, того самого, чьи своды и стены были подпёрты брёвнами. И вот Кривцов и Мышкин уже подводили новое здание под своды, когда однажды майским вечером недостроенный собор рухнул. Грохот обваливающихся стен услышал и Иван из своей опочивальни. Муромлей заключили под стражу, допросили. Кривцов и Мышкин плакали, сами от испуга тряслись. Мышкин в беспамятстве на пол падал. Что с них взять? Могли и ошибиться. Но в чём? Строительство — шутка сложная. Иван послал за псковскими мастерами. Те приехали, осмотрели развалины новостройки и решили, что причиной беды явился плохой известковый раствор, а также неудачный расчёт сводов, лёгших своей тяжестью на облегчённую северную стену. Псковские мастера от строительства отказались. А планы в отношении кремля у Ивана были грандиозные. Надлежало возвести не меньше трёх храмов, Грановитую палату по образцу Новгородской, но «вельми чюдной и всякой лепоты исполненной», построить княжеский дворец каменный, укрепить кремлёвские стены, поставить много башен. Кому всё это поручить? И тогда Иван велел Андрею Холмскому послать дьяка Семёна Толбузина в Венецию. Тот привёз итальянского архитектора Аристотеля Фиораванти, его сына Андрея и ученика Петра.

Вскоре после приезда Софьи Иван принимал итальянцев. Торопили хоть что-то успеть до свадьбы. В ранее состоявшейся беседе с Семёном Толбузиным Иван, помня конфуз с московскими муромлями, строго спросил посла, насколько сведущи итальянцы?