Роберт Фаббри - Веспасиан. Фальшивый бог Рима

— Но ведь он заменит тебя кем-то другим, а тебя вернёт в Рим и казнит.

— Он собирался заменить меня Макроном, но затем приказал ему покончить с собой, и продлил срок моего наместничества. Когда я увидел тебя, я надеялся, что ты привёз императорский мандат, но, похоже, император забыл это сделать. В любом случае я уверен, что тот скоро придёт. Но даже если Калигула передумает и решит отозвать меня, в Рим я не вернусь. Пусть отсюда до Рима тысяча миль, но слухи до нас доходят. Калигула окончательно свихнулся. Если он казнил собственного кузена лишь за то, что тот кашлял, я не намерен возвращаться в Рим, пока там правит этот безумец.

— Нои здесь ты не останешься?

— Нет, конечно. Но мир велик, а египетское наместничество — должность хлебная. Мне хватит денег уехать куда угодно.

Веспасиан открыл было рот, чтобы возразить, но передумал, а потом и вообще решил сменить тему разговора.

— У меня есть одно личное дело, которое займёт несколько дней. Я был бы весьма признателен, если бы мне на это время нашли крышу над головой.

Флакк примирительно улыбнулся.

— Вот в этом, сенатор, я могу помочь. Я выделю тебе несколько комнат. Думаю, ты останешься доволен. А ещё я надеюсь, что сегодня вечером ты отужинаешь вместе со мной, моей супругой и ещё несколькими гостями.

— Спасибо за приглашение, прокуратор, принимаю его с удовольствием, — не совсем искренне ответил Веспасиан, не желая лишний раз раздражать наместника, которому хватило дерзости воспротивиться приказу самого императора.

— Будут ещё какие-то просьбы?

— Да. Где я могу отыскать банкира Фалеса, а также алабарха?

Флакк нахмурился.

— Фалес каждый день с раннего утра бывает на Форуме. Алабарх живёт рядом с еврейским храмом у городских ворот. Но зачем тебе его видеть?

Веспасиан вкратце рассказал про деньги вольноотпущенника своего отца, Атафана, которые он обещал передать его семье в Парфию.

— Что ж, на него можно положиться; за небольшой процент он это сделает, — ответил Флакк. — Что ему никогда не поставишь в вину, так это нечестность. Но он скользкий политик — не дай ему использовать тебя в его корыстных целях. Последнее время евреи выдвигают массу требований: полноценное александрийское гражданство, право селиться за пределами еврейского квартала, не говоря уже о требовании убрать статуи императора из их храмов. Думаю, он попытается втянуть тебя в это дело. А теперь прошу меня извинить. У меня назначена встреча кое с кем, кто, я надеюсь, поможет мне совладать с евреями. — Флакк холодно улыбнулся и проводил Веспасиана до двери. — Увидимся за ужином, сенатор. Если тебе захочется прогуляться по городу, я распорядился, чтобы тебя повсюду сопровождал эскорт. Он будет ждать тебя у ворот. Это единственный выход из дворца. И единственный в него вход.

— Придётся вломиться туда и выкрасть эту штуковину, — сказал Магн.

Они сидели, попивая охлаждённое вино на террасе покоев Веспасиана на втором этаже, глядя, как солнце садится в воды Великой гавани.

— Мы не можем этого сделать, — в ужасе возразил Веспасиан.

— У тебя есть предложения получше? Как насчёт того, чтобы вернуться к Калигуле и сказать, что, мол, Флакк не позволил тебе это сделать?

— Ага, и чья шея будет подставлена в этом случае под удар, моя или прокуратора?

— Вот и я о том же. Итак, есть ли другие идеи?

— Нет, — был вынужден признать Веспасиан и в утешение отхлебнул вина.

— В таком случае остаётся только моя идея.

Веспасиан поднялся, пошёл к мраморной балюстраде и, облокотившись на неё, задумался, Магн подошёл и встал рядом.

— Если мы это сделаем, — заговорил спустя какое-то время Веспасиан, — надо, чтобы никто ничего не заподозрил. Иначе местные греки поднимут мятеж.

— Предлагаешь раздобыть копию и подложить её вместо подлинника?

— Именно. А ещё нужно незамеченными выбраться из дворца.

Магн бросил взгляд вниз; там, в пятидесяти футах под ними, плескалось море.

— Самый прямой путь.

— Нам понадобится лодка.

— А разве я предлагал добираться вплавь?

— Кроме того, нам придётся дважды миновать стражу у входа в мавзолей. По пути туда и обратно.

— Мы проведём разведку.

— С нашим эскортом?

— Почему бы нет?

— Флакк узнает.

— И что? Мы просто осматриваем достопримечательности.

— Пожалуй.

— Нам понадобится кто-то из местных, кто знает, хорошо ли мавзолей охраняется изнутри, а также тот, кто мог бы дать нам лодку.

Веспасиан на мгновение задумался.

— Феликс?

— Ему можно доверять?

— А ты как считаешь?

— Боюсь, что выбора у нас нет.

— Антония ему доверяла.

Магн подумал с минуту и кивнул.

— Думаю, да, ему довериться можно. Но как его найти?

— Он говорил, что алабарх всегда скажет, где его искать.

— И ты завтра его спросишь?

Их разговор прервал стук в дверь. Они обернулись и увидели, что Зири открыл дверь красивой юной рабыне.

— Господин! — крикнул Зири. — Она говорит, что пришла проводить тебя на ужин.

— Отлично, — ответил Веспасиан и посмотрел на Магна.

Тот не сводил глаз с девушки.

— Что ты намерен делать?

— Скажи, ты не заблудишься, если попробуешь сам найти дорогу в триклиний?

— Думаю, что нет, — ответил Веспасиан, вопросительно выгнув бровь.

— В таком случае я весь вечер проведу дома. Ну, ты меня понял.

Поплутав какое-то время по лабиринту дворца, Веспасиан наконец вышел в длинный и широкий коридор, уставленный статуями. В конце его располагались двери, из-за которых доносился чей-то оживлённый разговор. Следуя на эти голоса, он прошёл мимо статуй, любуясь на ходу каждой из них. Это оказались изображения всех представителей династии Птолемеев, мужчин и женщин. Первым в их ряду стоял основатель династии, генерал Александр Птолемей Сотер. Каждый мужчина был в воинских доспехах — в шлеме, кирасе, поножах, с мечом в руке. Всё это настоящее и потому очень древнее. Женщины были в шёлковых платьях, трепещущих на сквозняке. Их головы украшали замысловатые парики. Обнажённые части тела были покрашены краской телесного цвета, лица тщательно прорисованы и казались живыми.

Дойдя почти до самого конца коридора, Веспасиан остановился напротив статуи Клеопатры VII и пристально посмотрел в лицо той, что сначала приворожила Юлия Цезаря, а затем и Марка Антония. Красавицей её назвать было трудно — крупный нос, мальчишеский рот и подбородок. И всё же была в ней некая неотразимая чувственность. Если её статуя приковывала взгляд, то что говорить о живой Клеопатре, подумал Веспасиан.

— По-прежнему пялишься на женщин, квестор? Или я должна сказать «сенатор»?

Веспасиан резко обернулся. В дверях застыла женская фигура.