Валерий Старовойтов - Возмездие [Повесть и рассказы]

Захлопнув тетрадь, словно подводя черту под внутренним монологом, он начал слушать и вникать в суть лекции, так и не услышав вопроса, прозвучавшего где-то за спиной. Аспирант смотрел поверх голов студентов, отчего большие роговые очки сползли на нос. Словно обращаясь только к одному оппоненту с последнего ряда под самым потолком аудитории, молодой преподаватель пытался объяснить: «Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года „О мероприятиях по ликвидации кулачества как класса“ в борьбу включились не только партия, но прокуратура и НКВД, факт широко известный. В чем проблема, товарищ студентка, простите, как вас?»

Уманов обернулся и увидел в последнем верхнем ряду Тамару, которая встала и громко парировала:

— Моя фамилия Сможенкова! Возможно, для вас, простите, имени-отчества не знаю, проблем нет, если не касаться морально-этической стороны вопроса. Для рассмотрения материала на лиц, проходящих по этим уголовным делам, простите за тавтологию, создавались тройки с представителями от крайкомов ВКП(б) и прокуратуры и утверждались они на коллегии НКВД, таким образом, честное, беспристрастное разбирательство с правом защиты, заложенной в Конституции РСФСР, заменялось репрессиями! Возникает вопрос: зачем?

В аудитории повисла тишина, а с ней и авторитет молодого преподавателя, который всего месяц как стал таковым, и это была его первая лекция. Он растерялся, вытер меловой тряпкой брюки, отчего они стали белыми, потом сунул её в карман. На первых рядах начали смеяться…

Ира резко поднялась, повернулась к Тамаре и выкрикнула на весь зал:

— Сможенкова, повторите на досуге лучше басню Крылова про Моську и слона. Это первое. О вашем увлечении антисоветской литературой в бюро комсомола известно, и скоро отчитаетесь об этом с далеко идущими выводами! Что касается репрессий, то им дана объективная оценка XX съездом партии, и не вам ставить их под сомнения!

Девушка с вызовом взглянула на Уманова и села, раскинув роскошные волосы по плечам. Поднялся шум и начался гвалт. Одни кричали: «Позор!» Другие: «Карьеристка!» Аспирант снимал очки; старательно их тер, близоруко щурясь, и снова надевал. Руки его тряслись. Сможенкова почти бегом пронеслась по аудитории, взлетела на кафедру и громко крикнула:

— Прошу внимания!

Зал, словно по взмаху дирижерской палочки умолк, пожирая горящими глазами сокурсницу в белоснежной блузке с темно-коричневым бантом на груди.

— Хорошо, Ира, на бюро комсомола университета обязательно приду и принесу с собой из архивов материал, рассекреченный в соответствии с решениями XX съезда нашей партии, об одном из организаторов коллективизации и раскулачивания. Входил он в тройку НКВД, вынесших в Западной Сибири десятки тысяч смертных приговоров, большинство проходивших по этим делам людей реабилитированы в настоящее время. В 1937 году этот человек был наркомом земледелия, в последующем арестован по обвинению в создании латышской фашистской организации и расстрелян. Фамилия этого политического деятеля Эйхе, странно, что вы тоже товарищ Эйхе, Ирина!

Последнюю фразу Тамара произнесла совершенно спокойно, а затем, хлопнув дверью так, что аспирант вздрогнул и выронил тряпку на ботинки, ушла из аудитории…

Валера Уманов вдруг понял, что влекло его к этой худой, невзрачной девушке. Он увидел свет, чистый и ясный, в ореоле которого она произносила всегда слова правды. Уманов стремглав бросился вслед Сможенковой.

Главный врач Томской психиатрической больницы в небольшой комнате для «особых» посетителей принимал куратора клиники, майора КГБ Станислава Ивановича Куркина. Сегодня Куркин был особенно деловит и от традиционной рюмки медицинского спирта отказался. Дверь бесшумно закрылась, как только майор переступил порог секретной комнаты. Он быстро достал из черного «дипломата» копию документа с грифом «секретно», заверенную начальником Томского управления КГБ. Внизу размашистом почерком стояла роспись «Заместитель председателя КГБ СССР Крючков В.А.»

— Иван Афанасьевич, ознакомьтесь с данным документом! — Куркин протянул машинописный лист главному врачу института.

— А что это? — Доктор начал шарить по карманам в поисках очков.

Куркин взял очки с холодильника и протянул ему:

— Разрешение на применение СП-108. Мы называем препарат «сывороткой правды». Он применим к больному, который был доставлен вчера с Бакчарского района.

— Да, конечно, понимаю! Однако у Варенцова Ивана Петровича высокая температура и подозрение на воспаление легких, сегодня его должны осмотреть пульмонологи.

Главный врач осторожно взял бумагу и, водрузив очки в золотой оправе на крючковатый нос, стал медленно её читать, шевеля губами. Лист в трясущихся руках подпрыгивал.

— Да вам, дорогой доктор, пора принять спиртяжки, вы случайно того, не перебрали вчера, а? — Станислав Иванович рассмеялся.

— Нет, товарищ майор, абсистентного синдрома у себя не наблюдаю!

— А по-русски, это как? — Куркин начал разминать папиросу.

— Похмельный синдром, уважаемый! И прошу не курить, иначе мы окажемся в душегубке, здесь нет вентиляции! И все же меня интересуют как врача противопоказания этого препарата! Профессор Варенцов — ученый, а не бомж, простите! И если с ним что-нибудь случится, отвечать придется в суде мне!

— Я уверен, что ссылаться на распоряжение, оформленное по всем правилам и которое держите у себя в руках, вы не будете даже в суде! — Куркин усмехнулся и спрятал «беломорину» в серебряный портсигар с выгравированной надписью «За безупречную службу».

Пожав сутулыми плечами, главный врач повернулся к сейфу, открыл его и достал два пенициллиновых пузырька с препаратами, одно из которых называлось, судя по этикетке, «Дот-108», а другое — «Антидот-108». Куркин уселся на диван и нажал в кармане кнопку записи портативного магнитофона:

— Повторите, пожалуйста, инструкцию применения препарата, Иван Афанасьевич, как главный врач НИИ психического здоровья.

Доктор задрал голову к потолку и, раскачиваясь на носках, начал выполнять команду сотрудника КГБ. В его глазах стоял предыдущий пациент — толстый и лысый начальник облпотребсоюза, который после применения «сыворотки правды» из этого самого сто восьмого дота признался не только в существовании подпольного цеха теневой продукции, но и со всеми пикантными подробностями доложил об эрогенных зонах супруги.

— Итак, две капли «дота» растворяются в бокале любой жидкости. Если «объект» выпьет содержимое бокала, примерно через пятнадцать минут он оказывается в невменяемом состоянии и полностью теряет над собой контроль. Такое состояние «объекта» используется, как правило, для получения от него информации, когда известно, какие именно сведения нужно от него получить, например, признание в совершении конкретных действий. В указанном состоянии «объект» может находиться несколько часов, но его можно продлить, периодически добавляя меньшие дозы «дота».