Сергей Горбатых - МбурувичА

— Павлик, разреши тебе представить прекрасную и красивую женщину, Исабель! — торжественно произнёс он по-французски.

— Орлов! — щёлкнув каблуками туфель, сказал Павел и затем поцеловал Исабель руку.

— Сразу видно, что вы высококультурный европейский офицер! — ответила по-испански женщина, с изумлением рассматривая высокого Орлова.

Исабель была одета в длинное вечернее платье цвета спелого манго. Маковский — в шикарный белый смокинг.

— И где Владимир его раздобыл? — невольно подумал Павел.

Внутри театр был такой же серый и невыразительный, как и снаружи. Играли пьесу местного автора. Название было на гуарани, поэтому Орлов его не запомнил. Да и актёры, на сцене, употребляли много странных слов, Павел не мог уловить смысла пьесы. Ему было очень скучно, и он из всех сил сдерживал себя, чтобы не заснуть…

— Ну как вам, Павел, наш театр? — спросила его Исабель во время антракта.

— Уютный, — вежливо ответил Орлов по-испански.

— Вы молодец! Вы уже так хорошо говорите по-испански! — похвалила его Исабель. — Вот Владимир никак не хочет его учить. Поэтому мы с ним говорим по-французски. Я очень рада, что вам понравился наш Национальный театр. Хотя я понимаю, что он очень скромный… Его никак нельзя сравнить с театром Колон в Буэнос-Айресе. Вы, Павел, были в Театре Колон?

— Никогда. В Буэнос- Айресе я был только проездом.

— А я, когда мне было тринадцать лет, с родителями посетила Колон. Ах, какая это роскошь! Огромный! Шикарные кресла, золото, ковры… Да, кстати, я видела вашего русского гения: танцора Вацлава Нижинского. Это был Русский балет! И танцевал Нижинский в «Фавне». Это был гений танца! Это был…

Звук колокольчика прервал слова Исабель.

— Вторая часть! Пойдёмте! — пригласил Маковский.

После спектакля, когда они втроём вышли на улицу, Владимир, извинившись перед Исабель, отозвал Орлова в сторону.

— Павлик, она не дала мне спокойно сидеть и дремать. Всё время на ухо шептала: «Почему твой друг не имеет женщины?», «Почему Павел, такой красивый и сильный мужчина живёт один? Это плохо? Он, наверное, стеснительный?», «Я его хочу познакомить с моей подругой Каталиной. Они подойдут друг другу! Я уверена! Давай пригласим Павлà к нам на обед после твоего возвращения из командировки».

— Владимир, ты же всё знаешь! Мне никто не нужен! Меня не надо ни с кем знакомить! — шёпотом возмутился Орлов.

— Павлик, ну что я могу сделать? Приходи на обед. Ты что испугался? Я завтра с Башмаковым выеду на Север Парагвая в поездку до 1, или до 2 августа. Когда вернусь, сразу же зайду к тебе и договоримся…

— Павел, простите, я хотела бы Вас пригласить к нам на обед. В начале августа… Вы как? Не против? — произнесла подошедшая к ним Исабель, улыбаясь своими чувственными губами…

— Я… я…, — замялся Орлов. — Я приду! Спасибо за приглашение!

Наступил июль. Вместе с ним пришли и холода. Павел никогда не думал, что здесь, в тропиках, может быть так холодно. Под утро температура падала до 2 градусов тепла. В доме, где никогда не было печки, становилось очень прохладно и неуютно. Днём лучи солнца прогревали воздух до 20–25 градусов.

Политическая ситуация в Парагвае накалялась каждый день. На улицах постоянно собирались огромные толпы людей, энергично требовавших немедленной отставки президента страны и всего кабинета министров.

Газеты ежедневно сообщали о вооружённых стычках парагвайских патрулей с разведгруппами боливийской армии.

— Вот видите, мой дорогой друг, какие вы гигантские успехи делаете в изучении испанского языка! — не уставал хвалить Павла его репетитор, — а помните, что вы сказали во время нашей первой встречи? Забыли? А я вам, мой дорогой друг, напомню: «Старого учить, что мёртвого лечить! У вас, Павлик, проснулись способности! Я их разбудил, а вы их заставили работать, благодаря вашей колоссальной силе воли.

Орлов выбрал из газет несколько очень заманчивых объявлений о продаже огромных земельных участков в зоне, прилегавшей к городу Консепсьон. Павел написал об этом Виктору в очередном письме, а также решил, в начале августа, поехать туда, чтобы увидеть всё своими глазами.

Утром 17 июля Орлов проснулся от шума беспорядочных выстрелов и людских криков. Оказалось, что парагвайцы в результате молниеносной атаки выбили боливийцев из фортина Карлос Антонио Лопес. Толпы народы вышли на улицы, чтобы отпраздновать это грандиозное событие. Так как многие парагвайцы имели личное оружие, то они старались продемонстрировать свою радость, стреляя из него в воздух.

— Прав был Лев Оранжереев, когда сказал в ресторане, что надо ожидать репрессалий со стороны Парагвая, — вспомнил Павел.

С этого дня драматические события в Северном Чако стали развиваться с невероятной быстротой. 27 июля боливийцы захватили фортин Корралес. 28 июля после непродолжительной обороны пал парагвайский фортин Толедо. 31 июля боливийцами был захвачен фортин Бокерон.

На улицах Асунсьона горели костры, люди били в барабаны, стреляли… Студенты предлагали немедленно создать народное ополчение для защиты Родины… В адрес президента и правительства посылалась нецензурная брань… Многие магазины и рестораны закрылись из-за опасения вспышки народных волнений…

Павел проснулся от звенящей тишины. Выйдя из дому, он увидел, что улицы были пусты. О недавних массовых протестах напоминали только лишь кучи мусора и ещё теплившийся жар в сгоревших кострах. Орлов медленно шёл по проспекту Колумбия в надежде найти открытый ресторан и позавтракать… И вдруг… Тишина взорвалась звонкими криками босоногих мальчишек, продававших газеты.

— Президент Гужжари объявил всеобщую мобилизацию!!! Президент Гужжари подписал декрет о мобилизации всех мужчин в возрасте от 18 до 50 лет! Читайте в газетах адреса мобилизационных пунктов! Все в армию! Всеобщая мобилизация!!! Всеобщая мобилизация!!!

Не дождавшись Григора, Павел, после обеда, сам вышел на прогулку. По городским улицам нельзя было пройти. Десятки тысяч людей собрались в центре Асунсьона:

— Теперь мы покажем «болис», что такое война против нас! — кричал в жестяной рупор неряшливо одетый юноша.

— Мы покажем, покажем!!! — вторила за ним толпа.

Били барабаны… Какой-то старик, лет семидесяти, пританцовывая босыми мозолистыми ступнями по брусчатке, пытался выстрелить в воздух из древнего кремнёвого ружья. Рядом с ним группа подростков раздирала в клочья боливийский флаг.

— Все на мобилизационные пункты! — послышался голос с другой стороны улицы.

Это был невысокий мужчина, одетый в военную форму с жестяным рупором в руках.

— На мобилизационные пункты! На мобилизационные пункты!!! — заревела толпа. — Да здравствует Парагвай! Смерть Боливии! Да здравствует Парагвай!!!