Сергей Горбатых - МбурувичА

Первого октября Орлову привезли из Бокерона его вещевой мешок, а вместе с ним весть о гибели Орефьева-Серебрякова.

— Вот как получилось, Василий! Не поговорим мы с тобой теперь уже никогда! Да будет земля тебе пухом, отважный казак донской! — перекрестился Павел.

Боль сдавила ему грудь, сердце… Тяжело стало дышать… В висках застучало…

Орлов встал и пошел бродить по базе, чтобы хоть как-то забыться. У одной из палаток он увидел группу солдат, которые окружив своего товарища, что-то кричали и давали тому подзатыльников.

— Вора поймали? — не понял Павел и прислушался.

— С днём рождения, Хуан! Расти большой и храбрый! — кричали солдаты, перебивая друг друга, и легонько ударяли своего товарища.

— День рождения сегодня у мальчишки! — догадался Орлов. — Постой, постой! Так ведь сегодня первое октября! Сегодня мне исполняется тридцать восемь лет! Тридцать восемь! Жизнь прошла… Я уже старый, израненный… Одинокий! У меня до сих пор нет семьи! Женщина, которую я сильно любил, погибла… Детей у нас не было. Вот я умру, и что после меня останется? Никаких следов не останется!

Павел, вдруг, почувствовал отчаянную безысходность.

— И так, на мне прервётся род Орловых! Наш род, который веками верой и правдой служил России. Прервётся история.

Орлов, не замечая этого, забрёл в сельву. Здесь солдаты из сапёрного батальона пилили огромными двуручными пилами деревья. Где-то рядом стучали топоры…

Павел очнулся. Спросив у солдат, тащивших на плечах бревно, дорогу назад, повернулся и, сильно сутулясь и прихрамывая на левую ногу, пошёл назад.

Потянулись серые и тоскливые дни. Орлов изнывал от безделья. Его правая рука, по-прежнему, была прибинтована к телу.

Каждое утро, после скудного завтрака, Павел слонялся по базе или вёл беседы с соседями по «палате». Часами рассматривал фотографические карточки Нины, с каждым разом понимая, что она осталась навсегда в его прошлой жизни.

Ночами спал Орлов плохо: урывками. И всегда являлась к нему во снах рыжая Жасмин, пытавшаяся соблазнить Павла своими горячими губами и жарким прикосновением страстных рук. Иногда снился Василий, который молчал и только грустно улыбался.

Через день Орлов выстаивал длиннющую очередь, чтобы показаться хирургу, который его оперировал. Это был аргентинский доктор по фамилии Де Санктис.

Вот и сегодня Павел сидел перед этим лысеющим тридцатилетним крепышом в очках с толстыми линзами.

— Что я вам могу сказать, Орлофф, — с большим уважением обратился хирург к своему, известному во всех парагвайских частях Северного Чако, пациенту, — ваша рука заживает очень хорошо. И это несмотря на то, что была задета кость, пострадали сухожилия и, извините, на ваш возраст. Думаю, что месяца через четыре вы сможете… сможете владеть ею.

— Доктор, а в какой мере я смогу владеть мой правой рукой? Как до ранения или… — задал Павел давно мучавший его вопрос.

— Понимаете, Орлофф, многое будет зависеть от хирурга, который будет наблюдать вас. От квалификации массажиста. От правильного питания. От процедур… — уклонился хирург от прямого ответа.

Павел вернулся к себе в «палату». От неопределённости, которая ожидала его в ближайшем будущем, у него резко испортилось настроение.

Орлов прилёг на свой топчан. Лейтенанты, громко спорившие до этого, сразу же перешли на шёпот.

— А если я останусь инвалидом? Если рука будет плохо действовать? — с тоской размышлял Павел. — Ладно, Орлов, хватит киснуть! Всё у меня будет хорошо! Надо только взять себя в руки и всё будет прекрасно! — убеждал он сам себя.

— Ребята, а где у вас здесь капитан МбурувичА находится? — послышался вдруг незнакомый Орлову голос.

— Тс-с-с, лейтенант! Капитан МбурувичА отдыхает! Не беспокой его!

— Так меня за ним послали! К нему там приехали!

— Кто приехал? — удивился Павел, вставая с топчана.

— Мой капитан, — обратился к нему незнакомый лейтенант, совсем ещё мальчишка. — К вам там приехали! — и он показал пальцем на палатку хирурга.

Орлов медленно направился к ней. «Кто мог приехать? Может, доктор новый? — думал он.

Из палатки вдруг вышла девушка в чёрной юбке, белой блузке и сапожках на кокетливых каблучках. Эта была… Жасмин!!! Девушка почему-то озабоченно смотрела себе под ноги, а затем подняла глаза…

Томас Кейн родился в 1878 году в графстве Оффали в Ирландии. С самого раннего детства Чарльз с отцом пас овец. Мальчику казалось, что он начал работать сразу же после своего рождения.

Овцы и земля, на которых они паслись, принадлежали лендлорду. У Кейнов же была только убогая хижина, в которой обитала вся семья.

От своего отца Томас унаследовал огненно-рыжие, вьющиеся мелкими локонами, густые волосы и круглое лицо, обильно усыпанное веснушками.

Основным продуктом питания в семье Кейнов был картофель. Из него умудрялись готовить множество блюд. Даже хлеб-фадж-, и тот был из картофеля.

А Томас всегда мечтал о мясе. По ночам ему снились большие куски вареной баранины. Мальчик просто ненавидел эти съедобные клубни, называемые картофелем.

Его отец всё время вспоминал великий голод 1846–1849:

— За грехи наши, Господь нас наказал и послал болезнь на картофель. Он гнил в земле и страшно вонял… Эта была для нас кара Божья! За грехи наши… Не было еды. Многие умирали… В нашей семье из детей остался только я в живых. Все наши родственники уезжали в Америку, спасаясь от голода. Я не знаю, почему мой отец не захотел покинуть Ирландию. А остался здесь. Забоялся, наверное… А вот его братья уехали в Америку. Я бы не забоялся! Но я тогда был ребёнком ещё… Сейчас мои двоюродные братья живут в Америке. Америка-это рай! Рассказывали, что у них высокие дома с большими застеклёнными окнами, каминами и много-много еды.

— Папа, а что они едят там, в Америке? — спрашивал Томас.

— Думаю, что разные мясные блюда, колбасы разные. Рассказывали, что в Америке очень много колбас и окороков.

Томасу часто снилась эта сказочная страна Америка, где всегда тепло, красивые дома и много-много вкусного мяса.

Никто не верил, что Томасу было семнадцать лет. Ведь при его росте полтора метра, круглом лице с веснушками и рыжими волосами выглядел он, как ребёнок.

Томас уже давно решил для себя, что он уедет в Америку. Как? Он не знал, но был уверен, что приложит все силы для осуществления этой мечты. Там, в Америке, Томас сразу же станет богатым и уважаемым человеком.

В один из дождливых и промозглых ноябрьских дней 1895 года, он разбил копилку и вытащил из неё все мелкие монеты, которые бросали в неё уже несколько лет его родители. Затем в мешочек, с пришитыми к нему лямками, сложил свои скудные пожитки, метрику и сбежал из дому.