Лиза Кляйн - Мое имя Офелия [litres]

Болезнь Терезы придавила монастырь, как тяжелое одеяло, наброшенное на зеленый весенний ковер. Те сестры, которые порицали ее набожность, стыдятся, что отвернулись от нее. На вытянувшемся лице матери Эрментруды я читаю раскаяние, потому что она не поддержала Терезу в ее желании стать монахиней. Лишенная дара речи и сознания, умирающая женщина служит нам всем укором. То, что я не смогла заставить ее поесть, наполняет меня печалью в те самые моменты, когда я радуюсь, видя, как мой мальчик поправляется от моего молока. Я подвела Терезу, и она вскоре умрет.

Будто во сне наяву я слышу голоса ангелов. Неужели ангелы рая пришли забрать мою пациентку? Я открываю глаза и вижу, что свеча догорела, исчез луч света, который разгонял темноту. Но Тереза еще дышит, она спит.

Пение звучит снова, и я понимаю, что началась пасхальная заутреня. Я беру на руки маленького Гамлета из тростниковой колыбели. Непрерывное пение направляет мои усталые шаги, ноги сами знают, куда идти, несмотря на темноту, они несут меня в церковь. В нефе стоят или сидят на ковриках и скамьях десятки деревенских жителей. Они поднялись до рассвета и шли в темноте, чтобы принять участие в этом ежегодном представлении. Свечи в храме освещают торжественные лица монахинь. Кресты накрыты черной тканью, что символизирует смерть Христа. Зрители ждут, предвкушая грандиозный спектакль.

Наконец, представление начинается. Мать Эрментруда, в отделанной золотом ризе, посылает трех Марий к гробнице Иисуса, большому камню, который накануне притащили в храм. Женщины, роль которых исполняют Анжелина, Маргерита и Изабель, оплакивают смерть Спасителя, они поют, поднимая руки красноречивыми жестами в виде арки. Затем они видят ангела, роль которого исполняет сын фермера в тунике, покрытой гусиными перьями. Он несет ящик, украшенный драгоценными камнями, и когда он открывает крышку, то поднимает глаза к небу, и это означает, что ящик пуст. Радуясь тому, что их Господь вознесся, они несут эту весть монахиням, сидящим на хорах.

Затем входит деревенский священник, одетый в коричневую накидку и с лопатой в руках, как наш предок Адам. Маргерита, изображающая Марию Магдалину, падает на колени, ибо узнает воскресшего Христа. Ее чистый, нежный голос радостно взмывает вверх, когда она поет о своей любви.

Эта пьеса совсем не похожа на те постановки, которые я видела при дворе Эльсинора. Здесь все непритворное, нет ничего фальшивого или неискреннего. Воздетые руки монахинь, их торжественная поступь, их сияющие лица выражают надежду и серьезную веру. Они играют правду, правду, которая способна посрамить всю человеческую фальшь и обман.

Гамлет начинает плакать у меня на руках, он пытается вырваться из своих пеленок. Я прикладываю его к груди и накрываю своей накидкой. Там он довольно сосет, будто пчела, забравшаяся в глубину цветка.

Монахини поют и несут свечи, они покидают хоры и следуют за священником в склеп. Торжественное пение доносится сквозь пол. Потом я слышу, как нарастает каденция радости, и кажется, что от нее дрожат скамьи, стены и окна.

– Christus resurgens , Христос воскрес, – поют монахини, появляясь снова в нефе со свечами. – Христос победил тьму и смерть. – Священник держит плоский круглый хлеб на серебряном блюде, символ тела Христова. В этот момент лучи восходящего солнца падают на «розовое окно» над алтарем, и храм заливает синий, красный и золотистый свет. Солнечные лучи сверкают на серебре, и по нашим лицам бегут вспышки света. Прихожане ахают, словно невидимые мехи вдувают в них дыхание жизни. Ошеломленная ярким светом, я кланяюсь и прижимаю к себе Гамлета, как будто он – сам Христос, и мне вернули всех потерянных мной любимых людей.

Представление закончено, народ толпой покидает церковь, монахини выходят из нее молчаливой чередой. Не желая будить спящего Гамлета, я остаюсь внутри. Меняющиеся световые узоры погружают меня в транс. Потом ужасная усталость одолевает меня, и я проваливаюсь в сон без сновидений на устланном тростником полу церкви. Когда я снова открываю глаза, то вижу перед собой серьезное личико Гамлета, вцепившегося пальчиками мне в волосы. Меня наполняет надежда и уверенность, что Тереза оживет. Мысленно я вижу, как она садится и пьет бульон, и ее глаза снова ярко блестят.

Я спешу в келью Терезы, с Гамлетом в корзинке. Там собрались все три Марии. Изабель промокает губкой лоб Терезы, а Маргерита держит бесполезную ложку. Анжелина молится, сидя на табурете. Тереза лежит, вытянувшись под одеялом, точно так, как я ее оставила.

– Ей не лучше? – спрашиваю я в отчаянии.

– Я молилась о пасхальном чуде, – отвечает Изабель. – Но Господь судит иначе.

– Она открывает глаза только для того, чтобы позвать Бога, как потерявшийся ребенок. Она нас не видит, – говорит Маргерита. Слезы сверкают в ее зеленых глазах, как лед, растаявший на солнце.

Я чувствую себя обманутой недавно вспыхнувшей надеждой. Горькая правда в том, что Тереза умрет, может быть, в этот пасхальный день.

– Почему Бог не хочет ее спасти? Он вернул к жизни своего сына, который умер. Почему он не может поднять больную женщину с ее постели? – Я смотрю на лица сестер, не пытаясь скрыть от них отчаяние. Они тоже горюют, и у них нет ответа на мои вопросы. Я опускаюсь на кровать Терезы, в ногах у нее, и на этот раз обращаю свою жалобу к небесам. – Я старалась помочь ей, Господи, но ты не помогаешь мне!

Изабель подходит ко мне и кладет ладонь на мое плечо.

– Это не твоя вина, Офелия, – говорит она.

– Я хотела видеть, как она снова станет здоровой. Вылечив ее, я бы искупила не выполненное мною обещание в прошлом. Я подвела мою дорогую Элнору, которая заменила мне мать. – Мои неудачи давят на мои плечи подобно ярму. Но я должна стряхнуть это бремя и сделать то, что могу. – Маргерита, найди валик и одеяла, чтобы подложить ей под спину. Принеси мой ящик с лекарствами, и приведи мать Эрментруду.

Маргерита кладет ложку и повинуется, не задавая вопросов. В последнее время ее отношение ко мне изменилось, вместо ханжеского презрения она полна почтительного смирения. Очевидно, она убедилась, что я не слабая и грешная девушка, а честная вдова и мать принца.

Я склоняюсь над Терезой и осматриваю ее глаза и кожу, щупаю ее слабый пульс.

– Ты придумала новое лекарство, какое-нибудь еще не испробованное сердечное средство? – спрашивает Анжелина голосом, полным надежды.

– Нет, время подобного лечения прошло. Я не могу вылечить Терезу, но думаю, что сумею облегчить ее предсмертные страдания.

Маргерита возвращается вместе с матерью Эрментрудой. Они с Изабель поднимают хрупкое тело Терезы и сажают ее, обложив одеялами. Тереза слабо вертит головой из стороны в сторону, как голодный младенец или птица, в поисках корма. Мать Эрментруда начинает молиться, перебирая четки.