Бенито Гальдос - Повести о ростовщике Торквемаде

И снова дон Франсиско силой усадил его.

— Вы правы, — упавшим голосом проговорил Рафаэль, скрещивая руки, — мне остается еще самое тяжелое — исповедаться в моей главной ошибке… Да, я считал, что моя сестра Фидела возненавидит вас, а она оказалась на недосягаемой высоте, она примернейшая жена и мать, чему я радуюсь… Скажу с исчерпывающей искренностью, — я собирался, как по нотам, разыграть весь ход событий, но увы! в руках у меня оказалась лишь жалкая разбитая шарманка. Я еще пытаюсь играть на ней, но вместо музыки слышатся только хриплые вздохи… Вот как, сеньор, и раз я уже исповедуюсь перед вами, то признаюсь также в том, что малыш, появившийся на свет в насмешку надо мной и над моими логическими построениями, мне ненавистен, даг сеньор. С тех пор как родился этбт чудовищный гибрид, мои сестры забросили меня. До сих пор младенцем в семье был я; теперь я лишь печальная помеха. Поняв это, я выразил желание перебраться на третий этаж, где я не так мешаю. Я буду подниматься все выше и выше, пока не попаду на чердак — естественный приют старого хлама… Впрочем, прежде наступит моя смерть. Этот логический вывод никто не в силах разбить. Кстати, сеньор дон Франсиско Торквемада, исполните ли вы мою просьбу, первую и последнюю, с которой я обращаюсь к вам?

— Какую? — спросил маркиз де Сан Элой, встревоженный патетической нотой, которая все явственнее звучала в словах Рафаэля.

— Я просил бы перенести мое тело в семейный склеп Торре Ауньон в Кордове. Пустяковый расход для вас. Впрочем, я забыл, что склеп необходимо подправить, — там обрушилась западная стена.

— А это дорого обойдется? — поспешно спросил дон Франсиско, едва скрывая досаду, вызванную предстоящим расходом.

— Для приведения склепа в порядок, — ответил слепой ледяным тоном, словно он был подрядчиком, — необходимо потратить не меньше двух тысяч дуро.

— Дороговато, — вздохнул маркиз скряга. — Ты бы уступил, хоть процентов сорок скинул. Видишь ли, перевезти тебя в Кордову — это уже немалый расход… А так как мы маркизы и ты принадлежишь к классической знати, придется хоронить тебя не иначе, как по первому разряду.

— Вы не великодушны и не благородны, вы не кабальеро, коли торгуетесь со мной из-за последних почестей, которые мне следуют по праву. Я хотел лишь испытать вас и вижу, что я не ошибся, нет: никогда из вас не получится то, о чем мечтает сестра. Ростовщик с улицы Сан Блас не скроет ослиных ушей даже под горностаевой мантией. Я еще не разучился логически мыслить, сеньор супруг маркизы де Сан Элой. И пантеон и перенесение моего тела в Кордову — всего лишь шутка. Киньте меня в помойную яму, мне безразлично.

— Эй, полегче, полегче. Я не сказал, что… Послушай, голубчик, с чего это ты вздумал дурить? Да ты, как говорится, просто смеешься надо мной. Нечего тут болтать о смерти, тебе еще далеко до нее… А в случае чего, да разве я остановлюсь…

— На помойку, говорю вам.

— Дружище; ты пойми… Что обо мне подумают? Сегодня ты то в поэзию ударяешься, то балагуришь… Как, ты все-таки уходишь?

— Да, на этот раз окончательно, — ответил слепой, вставая. — Я иду к себе, меня ждут дела. Да, чуть не забыл! Неправда, что я ненавижу малыша. На меня лишь временами находит, вспыхнет, как молния, а потом я успокаиваюсь и снова люблю его, верьте мне, люблю. Бедный ребенок!

— Он сейчас спит, как ангел.

— Мальчик вырастет во дворце Гравелинас и, привыкнув видеть в залах доспехи Великого Капитана, дона Луиса де Рекесенс, Педро де Наварро и Уго де Моикада, будет убежден, что древние святыни занимают подобающее им место. Он не узнает, что дом Гравелинас превратился в толкучий рынок, где властью ростовщика свалены в кучу печальные останки былого величия! Жалкий конец славного рода! Поверьте, — прибавил Рафаэль с мрачной горечью, — лучше умереть, чем видеть, как самое прекрасное в мире переходит в руки Торквемады и ему подобных.

Дон Франсиско собирался возразить ему, но слепой, не ожидая ответа, поднялся и вышел, держась рукой за стены.

Пинто не спеша отвел Рафаэля наверх в его новую комнату, а скряга остался один на втором этаже, озадаченный диковинными словами, которые ему наговорил зять. Смущение его перешло в беспокойство, и, тревожась, не заболел ли бедняга, дон Франсиско поднялся наверх и осторожно постучал в дверь.

— Рафаэлито, — спросил он. — Ты уже ложишься спать? Я склонен думать, что ты сегодня не в своей тарелке. Хочешь, я сообщу твоим сестрам?

— Нет, незачем. Я отлично себя чувствую. Большое спасибо за внимание. Войдите, сеньор. Да, я лягу, но сегодня мне не хочется раздеваться. Я решил спать одетым.

— Но ведь жарко.

— А мне холодно.

— Куда же девался Пинто?

— Я отослал его, просил принести мне воды с сахаром.

Слепой, успевший уже снять пиджак, уселся, закинув ногу за ногу.

— Может, тебе что-нибудь нужно? Почему ты не ложишься?

— Я жду Пинто, чтобы он снял с меня сапоги.

— Давай я сам помогу тебе.

— Еще ни одному кабальеро не прислуживали так… короли, — сказал Рафаэль, вытягивая ногу.

— Нет, не так, — поправил его дон Франсиско, довольный, что может показать свою ученость, и стащил первый сапог. — Там говорится — «дамы», а не «короли».

— Но ведь тот, кто мне сейчас прислуживает, не дама, а король, вот почему я и сказал «короли». Ей-ей, как говорите вы, вельможи новейшего образца.

— Король? Ха-ха!.. Твоей сестре тоже нравится применять ко мне этот высокий титул… Время выкидывает штучки!

— И правильно делает. Монархия — пустая формула, аристократия — всего лишь тень. На их месте царит и правит династия Торквемады, в просторечии — разбогатевшие ростовщики. Мы живем в царстве капиталистов и заимодавцев, новых всесильных Медичи. Помнится, кто-то сказал, что истощенное дворянство, жаждущее продлить свою жизнь, ищет плебейского навоза для удобрения. Кто же это сказал?.. Послушайте, вы теперь такой ученый, вы наверно знаете…

— Нет, не знаю. Но я хорошо запомнил, что это убьет то.

— Как сказал Сенека, не правда ли?

— И совсем не Сенека. Ты извращаешь факты… — заметил маркиз, стаскивая второй сапог.

— Ну, а я прибавлю, что навозная куча так выросла, что от человечества уже исходит тяжелый дух. И надо бежать от него. Да, сеньор, современные короли мне осточертели, вот как. Когда я вижу, что они стали господами положения, что государство бросается им в объятья, толпа им льстит, а знать клянчит у них деньги взаймы и даже церковь падает ниц перед их наглым невежеством, — у меня является желание бежать не останавливаясь, без оглядки, пока не добегу до Юпитера.

— И один из этих осточертевших королей — я. Ха-ха!.. — весело рассмеялся дон Франсиско. — Ладно, а теперь по праву владыки из жалкого плебейского рода я приказываю тебе и повелеваю: прекрати свои глупости, ложись и спи сном праведным.