Гэри Дженнингс - Осень ацтека

— Прекрати свою трескотню, — отрезал я и обратился к На Цыпочках: — Видишь эту претерпевшую столько страданий госпожу? Это моя дорогая двоюродная сестра Амейатль. Поскольку никто в этом дворце не заслуживает доверия, я прошу тебя, Пакапетль, поухаживать за ней и проявить нежную заботу. Амейатль покажет тебе, где находится её парилка, где хранится её одежда, ну и всё прочее. Кухня внизу: принеси ей оттуда чего-нибудь питательного и чашку хорошего чоколатль. Ну а потом уложи её на постель из множества одеял, чтобы было помягче. Когда Амейатль заснёт, спустись ко мне вниз.

— Служить госпоже Амейатль для меня высокая честь, — отозвалась На Цыпочках.

Тут сама Амейатль наклонилась было, чтобы поцеловать меня в щёку, но, вспомнив, как скверно от неё пахнет, отшатнулась и ушла, сопровождаемая На Цыпочках. Я снова повернулся к Г’нде Ке.

— Мне уже пришлось убить двух часовых, охранявших дворец, но я склонен предположить, что и вся остальная челядь также служила самозванцу Йайаку охотно и без возражений.

— Верно. Были, правда, и другие, с презрением отказавшиеся прислуживать ему, но они давно покинули дворец и отправились искать счастья в других местах.

— В таком случае я поручаю тебе найти этих верных слуг и вернуть их сюда. А заодно и избавиться от всей нынешней свиты. У меня нет времени собственноручно убивать такое множество слуг, тем более что ты, будучи змеёй, наверняка знаешь яд, которым можно отравить их всех разом.

— Конечно знаю, — отозвалась она столь невозмутимо, словно я спросил её насчёт успокаивающего сиропа.

— Хорошо. Подожди, пока Амейатль не поест досыта, — бедняжка изголодалась в заточении, а потом, когда дворцовая челядь соберётся на вечернюю трапезу, позаботься о том, чтобы их атоли была как следует сдобрена твоим ядом. После того как все умрут, Пакапетль некоторое время будет вести хозяйство сама, пока мы не найдём новых надёжных слуг и рабов.

— Как велишь. Только скажи, какой смертью этим людям надлежит умереть: быстрой или медленной, лёгкой или мучительной?

— Мне всё равно, как они умрут. Главное, чтобы все были мертвы.

— Тогда Г’нда Ке предпочтёт проявить милосердие, ведь ей изначально присуща доброта. Она добавит в их пищу траву тлапатль, вкусившие которой перед кончиной впадают в безумие. До последнего вздоха они будут лицезреть чудесные цвета и дивные видения. Ну а сейчас, Тенамакстли, скажи Г’нде Ке: будет ли она сама тоже участвовать в этой последней, фатальной трапезе?

— Нет. У меня ещё найдётся для тебя применение, во всяком случае, пока Амейатль не восстановит силы и не возьмёт снова бразды правления. Не исключено, что тогда она захочет, чтобы я избавился от тебя, причём каким-нибудь не слишком милосердным способом. Таким, что потребуется приложить воображение.

— Не вини Г’нду Ке за плохое обращение с твоей двоюродной сестрой, — сказала женщина, следуя за мной к покоям правителя, ранее принадлежавшим Миксцину, а потом Йайаку. — Это её родной брат распорядился содержать свою сестру в нечеловеческих условиях, а Г’нде Ке просто приказали следить, чтобы дверь всегда была на засове. Даже Г’нда Ке не могла нарушить его повеление.

— Ты лжёшь, женщина! Ты лжёшь чаще и легче, чем меняешь свою драгоценную обувь.

Одному из слуг я дал указание отнести горячие угли и вёдра с водой в дворцовую парилку, причём сделать это не мешкая. А затем, нетерпеливо сбрасывая с себя испанский наряд, продолжил:

— Тебе, с твоим колдовством, с твоими ядами, да просто с твоими змеиными глазами, ничего не стоило убить Иайака в любой момент. Но я знаю: вместо этого ты применила свои злые чары, чтобы побудить его к союзу с испанцами.

— Это просто озорство, дорогой Тенамакстли, — беззаботно откликнулась она. — Обычная проказа Г’нды Ке. Ей ведь приятно стравливать мужчин друг с другом. Просто чтобы скоротать время до тех пор, пока ты не воссоединишься с ней, дабы мы вместе смогли развязать настоящее кровопролитие.

— Вместе! — фыркнул я. — Да по мне было бы предпочтительней связаться со страшной богиней подземного мира Миктланкуатль.

— А теперь ты говоришь неправду. Посмотри на себя.

Я уже обнажился, нетерпеливо ожидая, когда слуга доложит, что парилка готова.

— Ты рад снова быть с Г’ндой Ке. Ты бесстыдно демонстрируешь ей своё обнажённое тело — и оно великолепно. Ты намеренно искушаешь её.

— На самом деле это означает лишь моё полнейшее к ней равнодушие. Что бы ты ни видела и что бы ты по этому поводу ни думала, касается меня не больше, чем если бы ты была рабыней или даже червём-древоточцем.

При этом оскорблении Г’нда Ке помрачнела, а её холодные глаза блеснули, как злобные льдинки. Тем временем появился слуга, и я, бросив женщине ийаки: «Оставайся здесь», — проследовал за ним в умывальню.

После длительного, основательного и чувственного пропаривания, потения, отскрёбывания и растирания тела полотенцем я, по-прежнему обнажённый, вышел наружу и увидел, что к Г’нде Ке присоединился воин Ночецтли. Они стояли порознь, поглядывая друга на друга: он с опаской, она с усмешкой. Не успел мужчина вымолвить и слова, как заговорила женщина, причём со злобой:

— Так вот почему, Тенамакстли, тебе всё равно, что Г’нда Ке видит тебя обнажённым. Мне известно, что Ночецтли был одним из любимых куилонтли Йайака, а теперь он говорит, что стал твоей правой рукой. Аййа, оказывается, ты держишь при себе прелестную На Цыпочках только для отвода глаз. Г’нда Ке никогда не заподозрила бы тебя ни в чём подобном.

— Не обращай внимания на этого древесного червя, — сказал я Ночецтли. — Ты хотел о чём-то доложить?

— Войска собраны и построены для смотра, мой господин. Они ждут на площади.

— Пусть подождут, — буркнул я, роясь в гардеробе юй-текутли, где хранились церемониальные плащи, головные уборы и прочие регалии. — Суть военной службы как раз и заключается в бесконечном, нудном ожидании, лишь время от времени перемежающемся убийствами и смертями. Ступай и проследи, чтобы воины не расходились.

Облачаясь — и при этом то и дело приказывая угрюмой Г’нде Ке помочь мне прикрепить какое-нибудь украшение с драгоценными камнями или приладить плюмаж из перьев, — я сказал ей:

— Не исключено, что мне придётся избавиться от половины этой армии. Между тем, когда мы с тобой расстались у Большого Тростникового озера, ты сказала, что отправляешься в путь, дабы поспособствовать моему делу. А каков результат? Ты, подобно той суке, твоей предшественнице, носившей то же самое имя много вязанок лет назад, заявилась в Ацтлан и начала сеять раздоры, натравливая воинов против своих же товарищей, поднимая брата на...

— Успокойся, Тенамакстли, — перебила меня она. — Г’нда Ке не виновата во всех бедах и несчастьях, произошедших в окрестностях в твоё отсутствие. Сам посуди: ведь, должно быть, с того времени, как твои дядя и мать по возвращении из Мехико угодили в устроенную Йайаком засаду — в Ацтлане и по сей день мало кто знает об этом преступлении, — прошли годы. Сколько ещё времени ждал коварный Йайак подходящей возможности, дабы избавиться от соправителя Каури, Г’нда Ке не знает, так же как и того, когда он лишил власти свою сестру и облачился в мантию юй-текутли. Но все эти прискорбные события произошли здесь до появления Г’нды Ке.