Гэри Дженнингс - Осень ацтека

— А кто, если не ты, склонил Йайака к союзу с испанцами из Компостельи? С теми самыми белыми людьми, которых я поклялся истребить. И ты ещё смеешь называть это озорством?

— Аййо, это и есть озорство. Маленькое развлечение. Г’нда Ке обожает впутываться в дела мужчин. Ну подумай, Тенамакстли. Она оказала тебе неоценимую услугу. Как только твой новый куилонтли...

— Да чтоб тебе провалиться в Миктлан, женщина! Я не вступаю в близкие отношения с куилонтли. Я не предал Ночецтли мечу только потому, что он может выявить всех остальных сторонников Йайака, которые помогли ему осуществить заговор.

— А когда он это сделает, ты устроишь прополку сорняков. Истребишь их всех: и воинов, и гражданское население — изменников, трусов, слабаков, дураков — всех, кто предпочёл повиноваться испанскому властителю вместо того, чтобы пролить собственную кровь. Да, армия у тебя останется поменьше, но зато надёжнее, и твои подданные будут всецело поддерживать ту цель, за которую эта армия станет самоотверженно сражаться. Так?

— Да, — пришлось согласиться мне, — надёжность и преданность единомышленников действительно очень важна.

— А узнать, кто с тобой, а кто против тебя, ты сможешь как раз благодаря тому, что Г’нда Ке, явившись в Ацтлан, устроила маленькую каверзу.

— Я предпочёл бы разобраться со всеми этими уловками и интригами своими силами, — последовал мой сухой ответ. — Потому что, когда я, как ты выразилась, произведу прополку и очищу Ацтлан от сорняков, — аййа! — ты останешься единственным человеком, которому я не смогу доверять.

— Верь мне или нет, как тебе угодно. Но в той степени, в какой Г’нда Ке вообще может быть другом какого-либо мужчины, она твой друг.

— Да будут со мной все боги, — пробормотал я, — если ты меня обманешь.

— А ты возьми да и устрой Г’нде Ке испытание. Проверь, заслуживает ли она доверия. Вот увидишь, Г’нда Ке справится с любым заданием, ты останешься доволен, Тенамакстли.

— Я уже дал тебе два поручения. Избавься от всех слуг в этом дворце. Найди и призови всех верных подданных, которые покинули Ацтлан. А вот и ещё одно поручение. Отправь гонцов-скороходов в дома всех членов Изрекающего Совета Ацтлана, Тепица, Йакореке и других поселений — с просьбой завтра в полдень собраться здесь, в тронном зале.

— Будет исполнено.

— А пока я на площади буду заниматься «прополкой» армии, ты останешься во дворце, чтобы не попадаться никому на глаза. А то люди станут недоумевать, почему я в первую очередь не убил тебя.

Ждавшая внизу Пакапетль сообщила мне, что Амейатль как следует отмылась, умастилась благовониями, от души наелась и наконец заснула сном измученного человека.

— Спасибо, На Цыпочках, — сказали. — А теперь я хотел бы, чтобы ты постояла рядом со мной, пока я буду проводить смотр. Ночецтли должен указать тех, от кого мне следует избавиться, но, по правде сказать, я не знаю, в какой степени могу на него положиться. Он может воспользоваться случаем, чтобы свести старые счёты — с командирами, которые отказывали ему в повышении или, может быть, с бывшими любовниками куилонтли, которые пренебрегли им. Поэтому, прежде чем вынести окончательное решение, мне захочется узнать, что в данном случае подсказывает женское сердце.

Мы пересекли внутренний двор (я обратил внимание, что рабы, которым это было поручено, хоть с опаской, но присматривают за доверенными им лошадьми) и остановились у открытого портала стены, где нас поджидал Ночецтли. Площадь за воротами, начиная с расстояния шагов в десять, была заполнена рядами воинов в полном боевом облачении, но без оружия. Каждый пятый держал в руке факел, чтобы у меня была возможность рассмотреть лицо любого воина. То здесь, то там над рядами колыхались знамёна отдельных отрядов, возглавляемых благородными воителями или «старыми орлами», куачиками. Полагаю, собравшееся на площади городское войско насчитывало не меньше тысячи человек.

— Воины — смирно! — гаркнул Ночецтли так, как будто командовал войсками всю свою жизнь.

Те немногие, кто понуро горбился или переминался с ноги на ногу, мгновенно вытянулись в струнку.

— Внемлите словам вашего юй-текутли Тенамаксцина! — вновь проревел Ночецтли.

То ли испугавшись, то ли в силу привычки к дисциплине, люди утихли, так что мне не пришлось кричать, перекрывая гомон. Я обратился к собравшимся:

— Воины, вы собрались здесь по моему приказу. А сейчас, по моему же приказу, текуиуа Ночецтли станет обходить ряды. Тот, чьего плеча коснётся его рука, выйдет из строя и встанет у этой стены. Всё должно происходить в полном молчании и при беспрекословном повиновении. Никаких вопросов, никаких протестов, никаких возражений — пока я не заговорю снова.

Процесс отбора занял у Ночецтли так много времени, что рассказывать о нём подробно, шаг за шагом и человек за человеком, не имеет смысла. Но когда он дошёл до конца последнего, самого дальнего ряда воинов, я насчитал у стены сто тридцать восемь человек, стоявших кто с несчастным, кто с пристыженным видом, а кто и с вызовом. Там были представлены все, начиная с новобранцев йаокуицкуин и солдат старших рангов, ийактин и текуиуатин, до младших командиров куачиков. Мне самому стало стыдно, когда я увидел, что все до единого обвинённые являлись моими соплеменниками-ацтеками. Ни одного старого бойца мешикатль, прибывшего когда-то из Теночтитлана обучать нас военному делу, равно как и ни одного из юных мешикатль, сыновей тех горделивых воинов, среди изменников не было.

Самый высокий ранг из числа вышедших к стене имел единственный ацтек — благородный воитель, но он принадлежал всего лишь к сообществу Стрел. В Ягуары и Орлы посвящали истинных героев, отличившихся во многих сражениях, убивших и взявших в плен множество врагов, включая благородных воителей противника, тогда как чести стать Стрелами удостаивали всего лишь за мастерство в обращении с луком — оружием, из которого непросто попадать в цель. Причём независимо от того, сколько врагов сразили воины из этого оружия.

— Все вы знаете, почему стоите здесь, — сказал я, обращаясь к людям у стены, но достаточно громко, чтобы слышали остальные. — Вы обвиняетесь в том, что, зная о гнусном преступлении самозванца Йайака, убившего родного отца и мужа своей сестры, чтобы незаконно провозгласить себя юй-текутли, во всём повиновались и потворствовали ему, а когда он заключил союз с белыми людьми, завоевателями и угнетателями Сего Мира, вместе с ним обратили оружие против тех ваших отважных соотечественников, которые желали дать отпор захватчикам. Кто-нибудь из вас отрицает эти обвинения?

Надо отдать им должное, отрицать никто не стал. И это свидетельствовало в пользу Ночецтли, честно указавшего не на своих личных недругов, а на истинных испанских прихвостней.