Рут Дауни - Медикус и пропавшие танцовщицы

Один из них пытался с ней заговорить, другой предпринял наглую попытку поцеловать в плечо.

Рус отвёл обеих женщин подальше, чтобы Стикх их не слышал. Они подошли к фонтану, и его спутницы уже успели обменяться несколькими беглыми фразами на своём языке.

— Стоп, — сказал он. — Теперь я знаю, что вы прекрасно понимаете друг друга. И хочу знать, кто она такая и что ей надо.

— Она — женщина корнови, — ответила Тилла и уселась на скамью, даже не спросив у него разрешения.

Рус тоже присел — на почтительном расстоянии, — беременная разместилась рядом с Тиллой и уставилась на него.

— Женщина... откуда?

Тилла подняла здоровую руку и обвела окрестности.

— Здесь, вокруг, земли племени корнови. То есть были до тех пор, пока армия не отобрала их.

— Насколько я понимаю, она пришла жаловаться не на это?

— Её мужчина кейтувелауни. Это племя, которое пытается побороть...

— Я знаю, кто это такие, — сказал Рус.

По пути из Лондиниума к северу, в форт, ему доводилось проезжать по тщательно обработанным землям кейтувелауни, и они произвели на него самое благоприятное впечатление. Это, впрочем, не помогало понять, чего хочет от него беременная.

— Её муж служит здесь, в легионе, — произнесла Тилла тоном, предполагающим, что бедняжке нечем гордиться, а затем добавила: — Это солдат с плохим зрением. И она спрашивает: вы тот самый доктор, который обещал вылечить ему глаза?

— Я сказал, что мы попытаемся. Процедура довольно рискованная. Мне казалось, он понял это.

— Она хочет знать, почему вы вдруг передумали, — перевела Тилла.

— Я не передумал.

Тилла перевела его слова женщине, та в ответ разразилась целым монологом.

— Она говорит — сказала Тилла, — что будто бы её муж сказал ей, что вы посылаете его в Лондиниум, где есть хорошие глазные врачи, и ещё он показал ей какое-то письмо...

Рус вспомнил, что действительно дал сигнальщику копию письма в Лондиниум, но не потому, что оно было тому нужно, а чтобы хоть чем-то занять писца Альбана.

— Ну, и она собрала вещи, отвезла сына к родственникам и даже заняла денег, чтобы ехать вместе с ним. А он попросил у кого-то одолжить ещё денег, на проживание, и как раз сегодня идёт за ними. — Тилла нахмурилась. — А потом она сказала что-то насчёт того, что он должен получить бумагу на право выезда...

— Дорожный ордер.

— Он пошёл за этим самым дорожным ордером, но офицер его не подписал: сказал, что он никуда не поедет. И теперь он не знает, что делать. Боится сказать центуриону, что со зрением у него плохо, а у неё на руках двое детей и слепой муж, о которых надо заботиться, и всё обстоит очень плохо...

Тут Тиллу вновь перебила беременная. С минуту или две женщины пытались перекричать друг друга. И вот наконец Тилла резко развернулась спиной к беременной. Рот закрыт, губы плотно сжаты. Она подвела здоровую руку под перевязь.

— Может, ты всё же будешь так любезна, что переведёшь? — сказал Рус.

— Она страшно грубая.

— Это уж мне судить.

— Говорила про вас разные нехорошие вещи. А я сказала, что вы очень хороший доктор.

Подруга сигнальщика расставила ноги пошире, чтобы удобнее разместить огромный живот, и сползла при этом на самый край скамьи. Обе его собеседницы сердито сверкали глазами. Рус поднялся.

— Скажи ей вот что, — начал он. — Я возвращаюсь в форт, и пусть этот сигнальщик немедленно зайдёт ко мне.

Тилла тоже поднялась и перевела эти слова беременной с самым важным видом. Затем перевела Русу её ответ.

— Она говорит, что он её к вам не посылал и что она хочет знать, что вы собираетесь ему сказать.

— Скажи ей следующее, — ответил Рус. — Всё, что я говорю своим пациентам, является конфиденциальной информацией. И что оскорбление римского офицера является серьёзным преступлением. Она должна научиться держать свой грязный язык за зубами.

Сигнальщик явился к нему в госпиталь, он был бледен как полотно. Говорил он медленно, и в тоне его проскальзывали нотки уважения и одновременно — скорби. Особенно когда он начал объяснять, насколько несправедливо обошлась с ним фортуна. Теперь его центурион настаивает на медицинском заключении, чтобы списать его как негодного к службе. Мало того, он ещё назначил наказание сигнальщику и его товарищам, которые его покрывали. Приговорил их к месячному рытью окопов и распорядился держать их на хлебе и воде. Сигнальщик извинился за свою подругу, возможно опасаясь ещё более жестокого наказания. Сказал, что та была немного не в себе, и это объясняется свалившимися на их головы несчастьями и её интересным положением.

Сигнальщик ушёл, когда уже начало темнеть. Альбан предложил принести лампу, но Рус отказался и отпустил его. Он аккуратно уложил все инструменты в сумку и подумал: действительно ли подруга сигнальщика говорила всё это, или всё же перевод был с ошибками? Может, стоит попросить Тиллу пересказать жалобы ещё раз? Но затем он отмёл эту мысль. У него и без того забот хватает, он отвечает и за долги семьи, и за больную рабыню, и за целый список несчастных пациентов, которым он хочет помочь, вот только не знает как. А теперь ещё пошли эти дурацкие слухи, и получается, что он невольно оскорбил второго центуриона, выразив сомнение в правильности расследования подозрительной смерти девушки из заведения Мерулы. Нет, всё же надо выбить этот дорожный ордер для сигнальщика, завтра же, прямо с утра, он перемолвится словечком с Децимом. Малоприятное занятие для них обоих. Ему и без того проблем хватает, а он тратит время, прислушиваясь к жалобам беременной истерички.

Из-под двери кабинета просачивался желтоватый свет, что как-то не соответствовало принятой Приском политике управления госпиталем. В надежде, что душный аромат масел всё же успел хоть немного выветриться за день, Рус, перед тем как постучать, набрал в грудь побольше свежего воздуха.

— Приск, — начал он, войдя, — я не знаю, чего вы хотите, но хотел бы поговорить об операции на катаракте. — Он не преминул с облегчением отметить, что запах действительно выветрился, почти весь.

Приск указал на складные стулья.

— Прошу, присаживайтесь, доктор. Рад вас видеть. Весь вечер сидел и думал, когда наконец вы почтите меня своим присутствием.

— Я посоветовал пациенту обратиться к специалисту, чтобы тот его хотя бы осмотрел, — начал Рус и раскрыл один из стульев, тот, у которого спинка была выше. Намёк на то, что из-за его задержки Приск вынужден был воспользоваться искусственным освещением, он решил пропустить мимо ушей. — И вот теперь мне сообщают, что в дорожном ордере ему отказано. Возможно, вы сможете объяснить.

— А-а...

— Это чисто медицинское предписание.