Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

— Еще тогда, когда я впервые увидел тебя в конклаве твоей виллы, я подумал, что судьба свела нас случайно, но мы еще увидимся с тобой по взаимному желанию. Наша первая встреча произошла по воле судьбы, это был один из ее прекрасных капризов. Но все остальное зависело только от нас.

Муж Лавинии, Квинт Медуллий, командовал легионом армии Суллы, которая поддерживала римское владычество в Иберии. Лавиния не страдала от его отсутствия: она никогда не любила его. С виллы она вернулась в Рим гораздо раньше, чем намеревалась попервоначалу. Она выяснила, где живет Спартак, послала к нему свою рабыню и пригласила его к себе. С тех пор они встречались все чаще и чаще, они уже не могли жить друг без друга.

Борьба против приверженцев Мария приносила военачальникам диктатора немалые доходы. Спартак, помня требования Суллы, приобрел себе небольшой, но удобный дом и нанял вольноотпущенника.

В этот день Спартак должен был встретиться с Децием Гортензием по служебным и военным делам, которые их связывали. Он уже готовился выйти из дому, когда слуга сказал, что его хочет видеть какая-то красивая чужестранка, которая едва говорит по-латински.

В комнату вошла молодая женщина. Спартак сразу узнал в ней Родопиду. Взволнованная, она остановилась в нескольких шагах от него.

— Садись, — сказал ей Спартак и мягким жестом показал на стул возле столика.

Она словно не слышала его слов. Молча смотрела на него, потом вдруг подошла ближе. Голос ее дрожал, но она старалась не расплакаться:

— Я пришла сказать тебе, что тогда... что я уже была обручена... еще до встречи с тобой... Это была измена... но не тебе, а тому, кому отец обещал меня... Зачем все это случилось? Зачем?

— И я думал об этом, Родопида... Зачем мы тогда встретились? И зачем расстались?.. И в нашей встрече и в нашей разлуке я вижу вмешательство богов. Иногда и они могут быть несправедливыми... Но не нужно об этом вспоминать...

Он ласково провел рукой по ее волосам и легонько направил к двери, но она вдруг обняла его, обвила свои руки вокруг шеи. Словно хотела оставить ему на память невидимый венок своих чувств, сказать, что она никогда его не забывала, что сердце ее навсегда с ним...

Он молча смотрел ей в глаза, призывая на помощь все свои душевные силы; ему стоило огромного напряжения не сказать и не сделать ничего лишнего. Но это была сдержанность человека, испытавшего волшебное потрясение, охваченного какой-то магией.

Даже ветерок, который колыхнул занавеску открытого окна, сразу стих, чтобы не нарушать сокровенность этих минут и этих переживаний.

Еще несколько мгновений, и слезы в ее глазах высохли...

Когда-то в том сказочно прекрасном лесу они поверили, что связаны вечной взаимностью. А сейчас они поняли, как нелепо то, что безвозвратно ушло, все, что могло бы быть. И осталась только щемящая печаль по несбывшемуся. И теперь они молча прощались навсегда в неприкосновенной тишине этого осеннего утра.

Она отстранилась от него. Спартак спросил:

— Что ты делаешь в Риме?

— Мы приехали с мужем и проведем тут некоторое время. Он — римский наместник, с той поры, как пришли римляне и свергли пеонского царя. Он занят своими делами, а я хожу со служанкой по Риму, смотрю и всему удивляюсь... Вчера случайно увидела тебя, но ты спешил, смотрел куда-то в сторону и не заметил меня... А я пошла за тобой и узнала, где ты живешь. И вот пришла сегодня.

Проводив Родопиду, Спартак почувствовал вдруг огромное облегчение, магия потеряла свою силу над ним. И он, чтобы уверить себя, что действительно от нее освободился, сказал вслух:

— Чего только не случается на свете!.. Увидеться в Риме...

Фракия давно уже стала для него сном, который почти не повторялся. Но вошла Родопида — и родина снова ожила для него, с прохладным источником на лесной полянке, с тропинками, бегущими через фруктовые сады и виноградники, с той памятной, обжигающей печалью, когда девушка не пришла туда, где они дважды встречались...

И он осознал ту беспощадную истину, что навсегда лишился родины, навсегда ушел оттуда, где тепло очага согревает и руки, и душу, оттуда, где остались надежды, дерзания и счастливая бессонница юности...

Спартак был послан в Элладу к Лукуллу командиром соединения из двух когорт.

При прощании Деций Гортензий сказал ему:

— Не нужно напоминать тебе, Спартак, что ты пользуешься доверием всемогущего Суллы. Не случайно он посылает тебя в Элладу, где у армии Лукулла достаточно серьезных дел с гарнизонами понтийского царя. Они засели в греческих городах и угрожают нашим владениям во Фракии и на всем полуострове. Ты лучше других знаешь тактику Митридата и его армий, а это сейчас очень важно. Ты будешь полезен там Сулле, и для тебя это — благоприятный случай отличиться и заслужить новое повышение. Наверно, ты не забыл, что я говорил тебе еще при первой нашей встрече: у нас каждый способный человек находит простор для своих способностей. И его вклад в величие Рима не остается без справедливой оценки и должной награды.

Гортензий не сказал всего, что он думал:

"Мы посылаем тебя в края, близкие Фракии. Эта близость напомнит тебе о твоих медах и о твоем родном крае. Может быть, ты испытаешь чувства, которые явятся опасным искушением для человека фракийского происхождения. Мы уверены, что ты выдержишь испытание. И после проверки заслужишь абсолютное доверие Рима и сможешь рассчитывать на еще более быстрое восхождение по служебной лестнице".

В последние мгновения прощания он чуть было не высказал этого вслух. Но сдержался — Спартак достаточно умен и прозорлив, он умеет читать мысли собеседника.

Спартак действительно понял по взгляду Гортензия, что тот кое о чем умолчал. Спартаку даже хотелось ответить Гортензию, что его опасения напрасны, но, как и римлянин, он предпочел промолчать, уверенный, что и тот прекрасно понимает Спартака.

Спартак надеялся, что в Элладе начнутся усиленные военные действия против понтийских гарнизонов и что он покажет римлянам, как надо воевать с Митридатом. Но Лукулл пока что предпринял только осаду эллинских городов. Там гарнизоны хорошо укрепились и надежно защищались — в этом им помогало и греческое население, которое предпочитало их присутствие римскому. Лукулл мог, конечно, уничтожить противника, но для этого надо было пролить много крови. И он медлил, пока положение не изменится так, что можно будет прибегнуть к помощи греческого населения. Он ждал, что у противника скоро кончатся запасы продовольствия, и его солдаты неизбежно начнут грабежи. Тогда греки переменят свои чувства к пришельцам, и из их союзников превратятся во врагов.

Тем временем Спартак получил письмо от Лавинии: