Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

— Чтобы вышло, что мы действительно безумцы? — съязвил один из легатов.

— Чтобы вышло, что мы предпочитаем победить, а не погибнуть, — ответил Спартак, не глядя на него, и продолжал: — Итак, утром Митридат перегруппирует свои войска, разделив центр пополам — половина пойдет на левое крыло, половина на правое, чтобы получилось соотношение восемь к одному. С таким перевесом он очень скоро сгонит нас в середину. В центре он оставит только боевые колесницы и пустит их косить беспомощную толпу, в которую быстро превратится вся наша армия. Приблизительно таков его расчет. А сейчас посмотрим, каким может быть наш. За два часа до рассвета декурионы тихо разбудят легионеров, центурионы построят их, и когорты начнут выходить через декуманские ворота. Затем мы свернем направо, обогнем лагерь и двинемся на восток, чуть левее неприятельского стана. Его правое крыло составляет треть войска — около тридцати тысяч душ — немногим больше нашего, то есть один к одному. Мы будем соблюдать первый пункт римского правила: одного побеждай, на двух нападай, от трех защищайся, от четырех беги. Мы развернемся фронтом к противнику, но так, чтобы ударить по нему сбоку. Перед тем как сойтись с ним, мы сбросим личные вещи и оставим при себе лишь оружие. И как только нас откроют секретные посты противника, нападем на него. Нам легко будет спуститься по склону через виноградники. Надо врезаться в неприятельский стан так, чтобы наши легионеры не мешали друг другу, когда начнут рубку. Предположим самое невыгодное для нас — враг вовремя поднимет тревогу, и солдаты успеют взять в руки оружие. Но что они сумеют сделать в темноте, не будучи построены? Готовы ли они к серьезному отпору, когда разъединены? При суматохе, которая обязательно наступит в их стане, мы будем продвигаться вперед, потому что наши пехотинцы умеют работать мечами. Мы должны как можно глубже вклиниться с двух сторон в расположение врага, направить его ошеломленных солдат к центру и сдвинуть его в левую сторону. Там, где они будут искать защиту, тоже начнется паника. Между прочим, при своем бегстве они совершат очень полезную для нас работу — закроют пространство перед центром — единственное место, откуда могли бы напасть на нас боевые колесницы. В этой неразберихе их будет просто невозможно использовать. Да и против кого? Перед ними окажется ревущая толпа, в основном из их собственных солдат. Думаю, что к тому времени, когда мы опрокинем левое крыло, мы уже покончим с правым и половиной центра. До тех пор обойдется почти без жертв. Но с этого момента соотношение станет один к двум. Мы врежемся во вражеские ряды со стороны тыла, и тут у нас тоже будет преимущество, потому что мы действуем по обдуманному плану против ошарашенного неожиданным нападением противника, у которого нет времени на размышления.

Военные трибуны и советники молчали.

Гортензий сказал:

— Твой план, Спартак, очень рискованный.

— Даже при самом большом риске наряду с вероятностью проиграть существует и вероятность выиграть. В нашем положении мы вынуждены рисковать. Иначе нас просто уничтожат.

Снова наступило молчание. Наконец Гортензий сказал:

— Итак, утром мы применим первый пункт римского правила ведения боя. Вначале мы будем сражаться один против одного, потом один против двоих, пока не справимся со всеми четырьмя. Было бы позором для римского войска погибнуть, опасаясь риска, вместо того, чтобы победить, рискуя. Будем надеяться прежде всего на себя, тогда нам помогут и бессмертные боги.

Перед тем, как заснуть, Спартак подумал, что, уничтожив полчища Митридата, Рим легко укрепит свое владычество во Фракии. Но он не жалел, что сказал свое слово. Он не хотел, чтобы в этой битве бесславно погибли его воины, с которыми он успел сродниться. Он не хотел и сам бессмысленно погибнуть, не осуществив многих своих планов, ведь среди них был и самый сокровенный — сделать что-нибудь для своих медов, а может быть, и для всех фракийцев, да поможет им Дионис!

Во вражеском стане было спокойно.

Солдаты, утомленные последним переходом, спали, дежурные десятники бесшумно расхаживали между палатками. На равнине против римского лагеря стояли серпоносные боевые колесницы Митридата. Едва рассветет, в них запрыгнут стрелки с луками. Конюхи впрягут шальных, полудиких коней, и они помчатся прямо на римские боевые порядки. Длинные серпы начнут косить людей, и начнется кровавая жатва. Кого не заденут серпы, затопчут кони, которые всегда звереют от ударов хлыста, от вида и запаха крови. Сам Митридат, царь Понтийский, будет править быстролетной упряжкой из откормленных коней. А пока что он спит на мягких подушках. У него и у его воинов есть время выспаться до рассвета.

У римских легионеров времени было меньше. Они не ждали рассвета. Первый секретный пост понтийцев почувствовал их приближение, когда они были уже в трехстах шагах. Он успел дать условный сигнал только раз, потому что римский воин проткнул его мечом. Держа в руках только оружие, легионеры стремительно спускались с пологого склона, покрытого виноградниками . В стане Митридата начался переполох. Солдаты не успели построиться в сотни и приготовиться к бою. Римские пехотинцы врезались в растерянную толпу и рубили мечами направо-налево. Паника, как холодный вихрь, разносилась по всему стану.

Это была не битва, в которой участвуют равноценные противники, а избиение. Крики смертельно напуганных воинов Митридата заглушали команды военачальников. Римляне, которых никто не встречал оружием, перескакивая через тела убитых, вонзали мечи в спины бегущих. Конюхи отвязывали коней, охваченных ужасом, громко ржущих, но их нельзя было впрячь в колесницы в этом настоящем месиве. Стрелки хватали свои луки и стрелы, но у них не было времени даже прицелиться в стремительно налетающих врагов, и их вовлекал общий водоворот.

Конюхи и стрелки боевых колесниц не знали, как защищаться от врага, они умели только убивать, и до сих пор не ведали, что такое страх. Но сейчас они не могли убивать, их лица были искривлены ужасом, они опрокидывали друг друга, топтали упавших... Но все же римляне потеряли много времени, пока разгромили правый фланг и центр митридатова войска. Когда уцелевшие солдаты достигли левого фланга, их встретили легионы, уже пришедшие в себя и построившиеся в боевые шеренги.

Здесь битва была особенно ожесточенной. Римские воины уже устали. Понтийцы остановили их и сами повели сражение. Они бросили против правого крыла римлян всю свою конницу и сумели прижать левое крыло большей частью своей пехоты. Опасность окружения нависла над римским войском. Но сомкнутый строй спас его. Римляне устояли, хотя и понесли большие потери. Они предпочли отойти на расстояние, обеспечивавшее им передышку. Половину легионеров в полной боевой готовности Деций Гортензий оставил лицом к врагу. Остальные собрали оружие и другое имущество, брошенное противником. Самую ценную добычу снесли в палатку преториума. А обозы свезли ее туда, где стояли так и не использованные Митридатом боевые колесницы.