Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

— Овчары и козопасы моего отца рыли такие ямы для волков.

Митридат, погрузив пехоту на обозы, быстро двигался в обратном направлении. Возле Укудамы отступавшее войско встретил понтийский полководец Ахелай с пятьюдесятью тысячами пехотинцев и боевыми колесницами, которых было гораздо больше, чем сгорело в сражении у Стримона. Две армии слились в одну, и она двинулась по Виа Игнация в Элладу. Лукулл, предупрежденный о наступлении армии Митридата, догадался вовремя стянуть все свои войска к ближайшим пристаням для отправки на кораблях в Брундизиум, на родину. Он успел справиться только с несколькими гарнизонами Митридата — в тех городах, где население перешло на сторону Рима после начавшихся грабежей. Осаду с других гарнизонов пришлось снять. Но Лукулл сделал это так искусно, что уход римлян был замечен, когда они уже садились на корабли. Митридату оставалось лишь вернуться обратно по той же дороге, по которой он пришел. Он решил, что надо пока оставить Фракию в покое и быстрее восстановить свою власть в малоазиатских владениях, где стояли переброшенные на эгейское побережье римские легионы.

Фракийские племена в поречьях Хеброса, Нестоса, Стримона и Понтоса еще до прихода Митридата восстали, вооружились и собрались вокруг своих вождей. Чуждые им наместники вынуждены были бежать и искать защиты у дентелетов, единственных во Фракии союзников Рима

После ухода Митридата из Фракии Децию Гортензию предстояло восстановить там римские порядки. Сначала он двинулся на землю пеонцев. Римский наместник, зять Реметалка, узнав о разгроме Митридата успел вернуться домой до прихода легионов Деция Гортензия. И получилось так, словно сами пеонцы восстановили порядок на своей земле. Реметалк, который после восстания медов, предводительствуемых Мукапором, нашел приют у своего зятя, пришел в магистратуру, где расположился преториум, и поспешил представиться Спартаку:

— Некогда я поступил с тобой несправедливо, — сказал он, — но позже я не мог себе этого простить. Клянусь Дионисом, что говорю правду, ты должен мне поверить. Тогда я заманил тебя в свой дом, а сейчас я пришел к тебе сам, чтобы перед тобой повиниться.

Спартак ответил:

— Сейчас не время сводить старые счеты, у нас немало новых забот. То было давно, и давно уже забыто. И можно сказать, что этого не было вовсе...

Децию Гортензию нужно было спешить, и он двинулся вверх по Стримону на земли медов, где его ждали серьезные дела. Тамошний наместник, скрывавшийся в ближайшем проконсульском гарнизоне, не посмел опередить римские легионы, потому что Мукапор со своими отрядами мог навестить его без предупреждения.

С приближением к родным местам Спартак становился все задумчивее. Идя рядом со Спартаком, Гортензий не мог этого не заметить.

— Я хочу, чтобы ты лучше меня понял, мой друг, — сказал он. — Я не отрицаю твоего права на братские чувства к тем, среди которых ты вырос. Но запомни, что я тебе скажу; когда человек становится полководцем или государственным деятелем, разум его должен одерживать верх над чувствами.

— И я хочу, чтобы ты меня понял, благородный Гортензий. Разум сделал вас, римлян, властителями мира. Разум делает сильными господ, а чувства дают силу угнетенным, когда они решают стать свободными. С этими их чувствами надо считаться, тогда это и будет самым разумным отношением к ним.

Деций Гортензий подумал, прежде чем возразить:

— Разумное отношение не всегда выгодно тем, кто его проявляет. Это зависит от обстоятельств и от характера тех, с кем имеешь дело. Если мы сейчас проявим милость и великодушие к бывшим союзникам Митридата, они подумают, что мы опасаемся их силы, и от этого пострадает наш авторитет...

Римлянам предстояло преодолеть район горных ущелий, где их могла ожидать засада.

Легион Спартака шел в авангарде походной колонны. Вскоре после полудня, проходя по узкому проходу между скалами, поросшими густым молодым лесом, он подвергся нападению. По одной из обрывистых стен этого ущелья неожиданно, подобно оползню, скатились вниз воины с обнаженными короткими мечами и маленькими щитами. Они с яростным ревом накинулись на растерявшихся легионеров, сопровождая удары мечами воем, проклятьями, криками, руганью, от чего в тесном ущелье поднялся невообразимый шум.

В короткой и бурной схватке римляне потеряли почти весь передовой отряд. Вскоре подоспела помощь, и походный порядок был восстановлен. Медов прогнали, точнее, они разбежались и скрылись в лесу, откуда и совершили нападение.

Деций Гортензий удивился, что они так быстро исчезли, причинив римлянам не столь уж большие потери. Но еще больше его удивило то, что ни среди погибших, ни среди оставшихся в живых не оказалось Спартака.

В этот день на колонну было совершено еще два нападения — в середине и в конце ущелья. Но нападавших было значительно меньше, и атаки не столь дерзкими, как в первый раз. И тогда Гортензию пришло в голову, что первое нападение было совершено, чтобы взять в плен Спартака, либо чтобы облегчить ему побег.

Пока Деций Гортензий гадал, было исчезновение Спартака похищением или бегством, Мукапор по-дружески беседовал со Спартаком в горной хижине, куда его привели соплеменники. Там Спартак понял, что засада в начале ущелья была устроена только ради его похищения.

В осуществлении этого плана, сам того не ведая, участвовал и Реметалк. Это он распространил слух, что Спартак командует римским легионом.

Разведчики Мукапора еще на земле пеонцев выяснили, каким легионом командует Спартак. Потом они узнали о месте легиона в походной колонне. Мукапор позаботился и о поимке римских разведчиков, шедших впереди колонны для предотвращения внезапного нападения.

После таинственного исчезновения Спартака Деция Гортензия долго мучили противоречивые догадки, но ни одна из них полностью не могла объяснить случившегося.

Почему меды напали именно на авангард, в котором шел легион Спартака? Обычно при переходе через опасные участки нападению подвергается арьергард. Внимание командиров всегда сосредоточено на главных силах, кроме того, арьергарду труднее прийти на помощь, и риск нападающих здесь не так уж велик. Но тут же приходило возражение: фракийцы неординарные, не похожие ни на кого воины. Для них оказываются выгодными положения, казалось бы, совершенно не выгодные для атакующих. Их действия часто опровергают общеизвестные правила боевой тактики, если оценивать их с точки зрения логики. Они вообще не уважают законов войны. Сам Спартак говорил, что от них можно ожидать все что угодно. Да, это враг, действий которого ни разумом, ни опытом постичь невозможно. Из трех совершенных атак самой яростной была первая, закончившаяся исчезновением Спартака. Следовательно, ее затевали ради Спартака. Потом они слишком быстро исчезли — не для того ли, чтобы облегчить его бегство? Впрочем, быстро нападать и тут же исчезать, наткнувшись на опор, — это обычная их тактика, уже знакомая римлянам. Они, естественно, разбежались, когда на помощь авангарду подоспели идущие сзади когорты. Но разбежались не потому, что отказались от боя, а чтобы, подкараулив противника, снова напасть на него в другом месте. И еще дважды так делали — и оба раза из засады, и оба раза стремительно. Это и есть их военный метод. И все же, почему Спартак исчез при первом нападении, а не при втором или третьем?