Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

На столах — оловянные миски и ложки. За столами — люди.

Слуги — рабы и рабыни — разносят медные баки с похлебкой.

Люди жадно едят: слышно лишь позвякивание ложек да чавканье.

Спартака удивило, что никто не разговаривал. Объяснив себе это тем, что люди проголодались после тяжелых занятий, он обернулся к сидящему слева и спросил:

— Как тебя зовут?

Сосед не только не ответил, но сделал вид, что не слышит. С тем же вопросом Спартак обратился к соседу справа. Но тот еще ниже опустил голову, чуть ли не окуная бороду в похлебку. Главный надзиратель, заподозрив что-то, поспешил к месту происшествия. Он еще издали поднял кнут — общение друг с другом гладиаторам было строго запрещено. Спартак отложил ложку в сторону и глянул на надзирателя так, что тот остановился и замер, кнут бессильно повис в воздухе. Гладиаторы повернулись в их сторону, с интересом следя за этим молчаливым поединком. Но любопытство их было обмануто, кнут не опустился на плечи виновника. Они были разочарованы, потому что расправа надзирателя с нарушителем правил была единственным развлечением в этом мрачном и немом царстве. В глазах некоторых промелькнуло что-то похожее на симпатию к Спартаку, удивление его дерзостью, злорадство по отношению к посрамленному надзирателю. Это был проблеск постоянно подавляемого в людях человеческого начала.

Надзиратель несколько мгновений стоял в каком-то оцепенении. Его лицо, властное и жестокое, выражало недоумение.

Гладиаторы, сидевшие к нему лицом, почувствовали даже неловкость. Они видели, что надзиратель испугался, но понимали, что им, как нечаянным свидетелям его испуга, потом не поздоровится. Они опустили головы и снова стали хлебать, позвякивая ложками и глядя в свои миски.

Спартак медленно отвел взгляд от надзирателя. Надзиратель все понял, рука с кнутом опустилась. Ему показалось, что гладиаторы не заметили его позора, и он счел за самое разумное сделать вид, что не понял взгляда Спартака. Как будто между ними ничего и не произошло. Он повернулся и отошел. Но другие надзиратели, конечно, видели, что он проиграл в этой схватке с новым рабом.

Когда обед закончился, гладиаторы поспешили к дверям. Пока они шли в свои каморки парами и группами, то успели перекинуться словом по поводу необычного происшествия.

Некоторые из них были недовольны тем, что главный надзиратель не отхлестал нового раба, им хотелось видеть, как тот подожмет хвост, получив трепку за свою неслыханную дерзость. Но большинство были рады унижению ненавистного надзирателя. Они увидели, на что способен смелый человек, защищающий свое человеческое достоинство. И были горды за себя, потому что они тоже люди.

На следующий день во время обеда, когда гладиаторы были поглощены едой, Спартак повернулся к соседу и сказал ему что-то. Главный надзиратель издалека пригрозил ему кнутом. На эту немую угрозу Спартак громко ответил ему по-фракийски. Это было непереводимое на латинский язык проклятие, позволившее одному из гладиаторов понять, что новый раб — его соотечественник. Гладиатора звали Дизапор, и в будущем он станет лучшим другом Спартака.

В мрачное царство молчания вместе со Спартаком словно проникло что-то снаружи, и от этого среди серых каменных стен стало светлее.

На занятиях по фехтованию главный надзиратель не спускал глаз со Спартака. Он видел, что его приемы безошибочны, все удары достигали цели. И он мысленно признался себе, что правильно сделал, не став учить Спартака послушанию и покорности.

В этом мире, состоящем из узких камер, учебных площадок, трапезной, Спартак жил, словно в царстве теней, над которыми постоянно витал страх наказания, его символом был кнут надзирателя. Надзиратели неотступно следили за гладиаторами. Спартак готов был допустить, что здесь даже страшнее, чем в подземном царстве мертвых — там, по крайней мере, никто не обучал убивать друг друга. Но потом он подумал, что все-таки там тени, а здесь — живые люди. Теням нельзя причинить боль, но они не могут испытать и радости. А у людей, которым причиняют страдания, все же никто не может отнять надежду на лучшее. Там — только подземный мрак. А здесь все-таки есть солнце, и, несмотря на то, что тяжелые низкие своды скрывают его, люди знают, что солнце есть. И они видят его, правда только тогда, когда выходят на арену, и ни тот, ни другой из соперников не знает, кто из них увидит это солнце еще раз, а кого багром уволокут по окровавленному песку...

И после того, как Спартак был взят в плен, меды не смирились.

Деций Гортензий снова был послан во Фракию, чтобы упрочить там римское господство. Он покорил Средний и Нижний Стримон и временно стал проконсулом во Фракии.

В одном из тяжелых сражений с римлянами погиб Мукапор. Имения его Гортензий не тронул. Он проявил заботу и о жене и сыне Спартака, приказав своему наместнику у медов обеспечить их безопасность. Но приказание это запоздало, либо же сам наместник поспешил предупредить события...

Одержав первую победу на арене, Спартак лежал вечером на соломенной подстилке в своей конуре и думал...

До сих пор он сражался только с врагами. А сегодня — убил человека, с которым, встреться они в какой-нибудь таверне для гладиаторов и рабов, — мог бы по-дружески разговориться.

"А вместо этого я убил его... Но иначе не могло и быть... Чтобы один остался в живых, другой обязан был умереть. Но кто же из нас двоих? И пощадил бы он меня, будь он сильнее и удачливей? Да, один из нас неминуемо должен был погибнуть... к удовольствию благородной и неблагородной черни, заполнившей цирк. Но в этой толпе есть и труженики, развращенные привычным зрелищем. Убийство на арене цирка не только не считается бесчеловечным, но и служит удовлетворению самых утонченных вкусов, является самым желанным из всех развлечений римской публики..."

И начались будни гладиатора...

Поединок за поединком...

Схватка с галлом Криксом была необычайно трудной, изобиловала множеством опаснейших моментов. Но... уже в самом начале Спартак проникся симпатией к этому храброму и ловкому гиганту. И в конце концов повергнув Крикса на землю, Спартак попросил даровать ему жизнь.

Публика оценила отчаянное мужество галла, он оказался достойным великодушия тех, кто выносил приговор: добить или пощадить побежденного.

На гладиаторских играх в честь Юпитера германец Эномай, человек гигантского роста и атлетического сложения, бился со Спартаком не менее ожесточенно, чем Крикс. Несколько раз Спартак подстраивал ему ловушки и мог пронзить его мечом, но сам же искусно и незаметно для зрителей позволял ускользать невредимым. И для Эномая Спартак попросил пощады. Впоследствии они стали близкими друзьями.