Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

Услышав шаги Спартака, девушка обернулась и бросила на него быстрый взгляд. Ее глаза показались ему сине-зелеными — может быть потому, что в них отразились и небо, и зелень деревьев, плотно обступивших полянку.

Если бы Спартак заметил девушку издалека, он бы смутился, что находится рядом с незнакомкой в таком уединенном лесном уголке. Но сейчас, когда он совершенно неожиданно оказался в трех-четырех шагах от нее, у него уже не было времени думать, как поступить.

— Что ты тут делаешь? — спросил он полушутя, полувсерьез, хотя этого можно было и не спрашивать.

Девушка, отставив в сторону кувшин, снова повернулась к нему, чтобы разглядеть его получше:

— Разве ты не видишь — я пришла за водой.

На ее лице не было ни тени смущения, потому что она сказала чистейшую правду. Если бы она хотела хоть немного схитрить, ей не удалось бы скрыть неловкость перед незнакомым юношей, который неведомо откуда появился здесь.

Спартак подошел поближе.

— Позволь, я помогу тебе.

Он взял кувшин и подставил его под струю воды.

Наступило молчание. Еще чуть-чуть, и оно стало бы неловким. Девушка нашлась первая.

— Я тебя прежде не видела.

— Я никогда не приходил сюда.

— А сейчас зачем пришел?

— Посмотреть на девушку, красивее которой я нигде не встречал.

Он сказал больше, чем можно было сказать незнакомой девушке, но туг же понял, что не сделал ничего плохого. Потому что девушка спокойно, даже с каким-то веселым вызовом ответила:

— Ну тогда... смотри.

Приглушенно журчала вода, обливая стенки кувшина и не попадая в горлышко. Спартак поправил кувшин и ответил, подхватывая шутку:

— Подожди, налью воды, и тогда нагляжусь.

Он посмотрел на девушку. Его вдруг пронзила сладкая дрожь. Запинаясь, он проговорил:

— Ещё немного, и кувшин наполнится.

Он мог отставить кувшин в сторону, но предпочел подать ей в руки. И оказался лицом к лицу с девушкой, близко-близко.

Глядя ей прямо в глаза, он сказал:

— Позволь мне проводить тебя.

Она опустила голову:

— Я тебя не знаю.

— Это верно. Я в первый раз пришел сюда. Но мы ведь можем познакомиться. Как тебя зовут?

— Родопида.

— Так я и буду звать тебя. А как зовут твоего отца?

— Реметалк.

— Реметалк?.. Богатый Реметалк... о котором говорят, что у него много виноградников, много садов... и хорошие кони.

Она потупила взор, и глаза ее из темно-синих стали светло-зелеными.

— Разве в вашем доме не служанки носят воду?

— Они сейчас ткут.

Он поднял руку, словно собираясь произнести заклинание или приветствие, и вымолвил полушутя, полуторжественно:

— Хвала добрым богам, что ваши служанки сегодня ткут, иначе я бы не встретил благородную красавицу, пришедшую к чешме за водой.

Он смотрел на нее, улыбаясь. Она выдержала его взгляд и спросила, не столько из любопытства, сколько, чтобы подзадорить его:

— А ты что тут ищешь?

Он подошел совсем близко к ней:

— Сам того не ведая, я нашел то, что можно найти только случайно. Значит, так мне на роду написано. Увидев тебя, я могу сказать, что не напрасно плутал здесь. Видно, мне было суждено прийти к этому источнику.

Она опустила глаза.

— Зачем ты так шутишь со мной?

— А разве не верно, что я нашел тут тебя?

Она попыталась сделать вид, что ей безразличны его намеки.

— Как ты меня нашел, так и потеряешь, когда я уйду отсюда.

Взгляд его сделался задумчивым, хотя он постарался выглядеть по-прежнему беззаботно-веселым:

— Ты уйдешь, но я тебя не потеряю. Потому что буду думать о тебе. А ты разве не будешь думать обо мне?

— Зачем?

— Ну... мы ведь теперь знакомы.

Она хотела взять кувшин, но он быстро подхватил его и пошел впереди, предоставив ей следовать за ним.

Ветви кустарников касались его лица, и от этого ему казалось, что его ласкают чьи-то невидимые руки.

Вскоре они вышли на узкую каменистую тропку.

Она остановилась.

— Там наверху наш дом.

— Я не вижу его.

— Он за этими вязами.

Спартак не знал, что ответить. Как будто между ними возникла вдруг какая-то пустота. Надо было расставаться. Она сказала:

— Я должна идти.

Он вздрогнул:

— Докуда тебе донести кувшин?

— Поставь его здесь.

Он помедлил.

— Побудем еще немного вместе.

— Нельзя. Сверху нас могут увидеть.

— А ты не хочешь?

— Не надо.

Он опустил кувшин и повернулся к ней:

— Дай мне руку.

И не дожидаясь, взял ее за руку.

— Вот мы еще лучше знакомы. И будем встречаться.

Взгляд ее затуманился, губы задрожали, сжались и словно стали тоньше.

Спартак продолжал:

— Ведь это хорошо, если мы будем встречаться?

В ее ответном взгляде были и тревога, и успокоение, и затаенность, и откровение, и застенчивость, и преданность... И она засмеялась — нервно, несдержанно, хотя и приглушенно. Он, как будто того и ждал, — ответил ей тем же. Но за этим внезапным смехом они не старались скрыть вспыхнувшее чувство друг к другу.

Она смолкла первая, не отнимая руки. Их взволнованная жизнерадостность сменилась таинством спокойной взаимности. Для них открылась сокровенность переживаний, которые возникают у девушки и юноши, когда они вдруг встречаются друг с другом и понимают, что любят и любимы.

За поворотом послышался топот копыт. Родопида вздрогнула:

— Это наши слуги, ведут коней на водопой.

Она заторопилась.

Спартак сжал кисть ее руки:

— Ты боишься, что нас увидят вместе?.. Увидят, что мы говорим друг с другом?..

— А ты хочешь, чтобы они сказали моему отцу, что видели меня с чужим человеком?..

— А если твой отец узнает об этом, он тебя накажет?

— Лучше, если он ничего не узнает.

Спартак легонько притянул девушку к себе. Она попыталась высвободиться из его рук, но поняла, что не сможет, и строго глянула на него;

— Отпусти меня!

Он перестал ее удерживать:

— Но завтра в это же время ты придешь сюда, ладно? Я буду ждать тебя.

Сверху на каменной дорожке показался конюх, который вел на поводу коня. За ним шли кони без недоуздков, а сзади — второй конюх вел еще нескольких коней.

Родопида подняла кувшин и, не оглядываясь, быстро зашагала в гору.

Первый конюх пропустил ее, подошел к Спартаку и внимательно оглядел его:

— Ты как сюда попал?

— Не твое это дело расспрашивать меня.

— А твое дело шататься по чужим местам? Проваливай отсюда, коням мешаешь.

— Уж больно худые твои кони. Ходишь за ними плохо или овса жалеешь.

Конюх разозлился:

— Ты мне не господин, чтобы указывать, как за ними смотреть.

— Я не указываю, а говорю только, что кони худые.

Подошел второй конюх. С неприязнью посмотрел на Спартака. Потом спросил первого:

— Что он тебе сказал?

— Говорит, что кони наши худые.

Второй обернулся к Спартаку: