Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

— Верно, но чтобы мясо стало вкусным, должно быть еще кое-что.

— Хорошо пропеченное, оно сохраняет при этом и всю свою сочность.

Старик был удивлен такими познаниями внука:

— Правильно!

И спросил:

— А почему мясо сохраняет сочность?

— Потому что из него ничто не испаряется, и оно не высыхает.

— Верно! А лучше всего это может оценить человек, который, вроде меня, остался без верхних зубов.

— Это может оценить и тот, у кого есть верхние зубы!

— Мне еще мой дед говорил когда-то, что барашек или козленок, когда его завернешь в собственную шкуру и посыпешь мелким жаром, печется сам по себе.

— А мне никто не говорил, но я это знаю, — признался Спартак.

— Ну?! Откуда же?

— Я видел, как готовят овчары и козопасы.

— Ну?!

— А иногда я и сам помогал им в этой работе, так вот до всего и дошел.

Удивленный услышанным, старик смотрел на него во все глаза.

Спартак продолжал объяснять:

— Если не приложишь к чему-либо рук, не будешь знать, как это делается. Я это от тебя самого не однажды слышал.

— Именно так!

— А какие пиры мы устраивали с козопасами и с овчарами! И сколько раз я возвращался вечером домой, наевшись до отвала, а ты удивлялся, почему я не хочу ужинать...

Старик провел ладонью по лбу:

— Значит, все эти россказни про волков, которые уносят ягнят или режут козлят — ваши выдумки?

Спартак опустил глаза, молча признавая свою прежнюю вину:

— Надо же было как-то оправдаться перед тобой за пропажу, когда ты замечал, что в стаде не хватает ягненка или козленка.

Старик передернул плечом — от запоздалого сожаления за тогдашнюю свою недогадливость:

— Ну и разбойники!

Спартак улыбнулся:

— Все же ты видел от нас и хорошее. Разве мы не набрали волчьих шкур на шубу, которую ты сшил себе, перед тем как я ушел учиться!.. Согревала же она тебя зимой!

— Верно! Еще как согревала. Вот я и думал, что вам пришлось повозиться с этими волками...

— Не так уж трудно было. Мы их ловили капканами, и ямы рыли тоже. Ну, известное дело — иногда и в бой с ними приходилось вступать.

— Ты мне как-то рассказывал, что однажды палкой перебил волку передние ноги, а овчар прибежал и добил его.

— Было такое.

— И правда, что вы однажды вырвали из волчьей пасти ягненка, когда волк почти удушил его?

— И это правда. Волка мы тогда упустили, но ягненка все равно пришлось съесть — волк уже успел перегрызть ему горло. А с одним матерым волком мне пришлось здорово повозиться. Я совал ему в пасть палку и отшвыривал его, он отскакивал и тут же бросался на меня, не давая мне времени замахнуться для нового удара. Наконец мне удалось перевернуть его на спину и треснуть палкой по животу, а потом — по морде.,. И еще несколько раз пришлось ударить — ты ведь знаешь, волки легко не умирают.

Летняя ночь была так тиха, что, казалось, можно было услышать, как месяц плывет по небу, вспарывая небесное полотно.

Спартак и его дед Спарадок сидели на террасе.

Спартак, задумчиво наклонив голову, слушал рассказ старика. И смотрел на далекие силуэты светлеющих горных вершин, на прибрежные склоны, на долины, куда лунный свет словно бы стекал с небес, растворяясь в темных лесных зарослях.

— Нимф больше всего бывает летом, в такие ночи, как эта, — продолжал Спарадок. — Они выходят из лесов и стараются подойти поближе к людям. И все ищут одиночек. Тогда им легко сделать с человеком все, что захотят. Могут заманить тебя в чащу, откуда и дороги назад не найдешь. А повернешь обратно — и они за тобой, и снова тебя завлекают. Я это все от деда знаю, он мне рассказывал. Но когда тебе другой рассказывает, можешь подумать, что тут что-то приукрашено. А я сам это испытал. Ночь была — вот как сейчас. Запряг я коня и поехал вниз, на ту сторону Стримона, по торговым делам, один день пути отсюда. Дело как дело... торговали мы торговали, спорили-спорили, ели, пили... Угощали меня хорошо... А потом говорят: "Тебе далеко до дому, застанет тебя темень в дороге, останься лучше переночевать". А я не слушаю... "Поеду, — отвечаю, — договорились мы назавтра с одним купцом встретиться, он меня ждать будет, не приеду — подумает, что его обманываю". И поехал. Но посколько ел-пил больше меры, да еще телега укачивала, начал я подремывать, А конь дорогу знает, умная скотина, сам идет без всякой указки. Привязал я поводья к повозке, лег на спину и решил выспаться, пока до дому доберемся. Вдруг меня словно подбросило. Проснулся я, смотрю — конь стоит на спуске. Уперся передними ногами в самую кромку берега, еще немного — и сползет в воду вместе с повозкой и со мной. А внизу — глубоко, и месяц — со дна светит, будто в реку упал. Что тут будешь делать! Слез я с повозки. Молодой был, сильный. "Стой, — говорю коню — словно он меня понимает, — сейчас я помогу тебе". Не знаю, понял он меня или просто умный был. Схватился я двумя руками за дрогу [2] Дрога — продолговатый брус, соединяющий оси повозки. и говорю: "Давай, назад!" Пошло у нас на лад, выбрались на более пологое место, тут мой конь как ударит задом повозку! Едва меня не повалил! Но я на него не рассердился. Даже сказал ему: "Богатырь!" и погладил по шее. Вывел его на дорогу, вскочил на повозку и поехали мы дальше. И опять стало клонить меня в сон, лег я на дно и пустил коня. И через какое-то время проснулся. И все повторилось снова — еще немного и сползли бы мы в воду с обрывистого берега. Только на этот раз конь крепче упирался передними ногами, и мы легко вытащили повозку. Снова тронулись в путь, и в третий раз то же самое... И тогда я сказал себе: "Довольно спать. А то неровен час — и в воду свалишься". Глазом не моргнул, пока петухи не пропели. И с дороги мы больше ни разу не сбились. Не поверишь, трижды могли утонуть с конем вместе... Да, бывают такие чудные ночи... Ведет тебя что-то не туда, куда надо, на погибель ведет. Но есть и добрая сила — охраняет тебя, чтобы не пропал. А добрая сила сильнее лихой, всегда приходит на помощь, когда уж совсем невмоготу.

Старик помолчал немного и продолжил:

— Еще об одном чуде расскажу тебе. Сам не видел, но дед мой о нем рассказывал — а это все равно, что я видел сам. Подняло его однажды среди ночи. Почудилось ему, какие-то звоночки тренькают, будто целое стадо в кошаре топчется. Встал, прислушался — тихо. Но что-то его словно толкнуло выйти. Открыл дверь, поглядел — вся кошара изнутри светится, точно луна туда зашла. Подошел он к кошаре, глядь — а все овцы в круг собрались, стоят, как собаки, на задних ногах. Посередине — большой костер, и в нем красивая девушка, волосы у нее до пят спускаются... вся так сверкает... а рядом с ней волк, пасть разинул, язык высунул и дышит тяжело, как усталая собака, пробегавшая целый день, и тоже на задние лапы встал и не шевелится, только бока вздымаются и опадают, как мехи...