Евгений Войскунский - Балтийская сага

На нем, как и прежде в нелетнее время, был «шахматный» свитер из желтых и черных ромбов. Его выбритая голова скромно отражала свет люстры.

Мы пили армянский коньяк с «наполеоном», — ведь на дворе был прекрасный праздник, Женский день. Рая выпила, порозовела, похорошела, голубая безрукавочка, и верно, ей очень шла. Давно не видел я ее такой оживленной. Вдруг она продекламировала:

Ну, понятно, Цветаева любимая. Ах, Райка, милая моя, чтó ты сделала на самом-то деле?..

Говорили, конечно, о чеченской войне.

— Она началась не в девяносто четвертом, — сказал Глеб, — а в сорок четвертом, когда Сталин выгнал всю Чечню из Чечни. Чеченцы это забыть не могут.

— Советский народ, — говорил он далее, — искупил огромной кровью его диктатуру. Его чудовищное властолюбие и жестокость. Его презрение к человеческой жизни, замаскированное лживой пропагандой о «сталинской заботе»… Агитпроп работал чрезвычайно эффективно. Крупнейшим его достижением было искривление мозгов у большой массы населения. Оно и сейчас проявляется в имперских амбициях, в тоске по Сталину, в неприязни к рыночной экономике…

— Рыночная экономика, — говорю я, — вещь замечательная, но у нее черты, действительно вызывающие неприязнь. Крышевание, рэкет, рейдерские захваты…

— Совершенно верно, — кивает Глеб. — Это черты первоначального накопления. Современные благоустроенные развитые страны давно прошли эту стадию. А Россия, как всегда, отстает. Надеюсь, и у нас наступит время, когда власть будет не скалить зубы на бизнес, а надежно его защищать.

— Был такой весьма неглупый англичанин Адам Смит, — продолжал Глеб. — Я хочу о нем написать книжку. Вот он еще в восемнадцатом веке определил: чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей степени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении. Неплохо сформулировано, а?

— По-моему, — сказала Наталья Дмитриевна простуженным голосом, — налоги легкими не бывают. А вот у нас в доме странное происшествие. Живет на первом этаже Шоц. Такая фамилия, а может, псевдоним. Он бывший каскадер. Теперь уже старый. Рассказывает, у него нет непереломанных костей. А все волосы сгорели, когда он прыгал сквозь горящий обруч. Вот у него живет кот Гудини. Названный по имени знаменитого американского фокусника. Желтоглазый и плутоватый. Прошлым летом Шоц со своим котом жил на даче в Сестрорецке. Вдруг Гудини исчез. Шоц думал, его загрызли тамошние собаки. Ну, погоревал, вернулся домой. И однажды утром он вышел из дому. Смотрит — у подъезда сидит Гудини. Обтрепанный, грязный. «Ну, — закричал Шоц, — какого хрена сидишь, в домофон не звонишь?» Схватил Гудини и понес к себе. Отмывать, кормить.

— Из Сестрорецка кот пришел в Питер? — удивился я. — И нашел свой дом? Невероятно.

— А жизнь и есть невероятный процесс, — сказал Глеб.

Рая спросила:

— Разве это возможно — прыгать сквозь горящий обруч?

— Ну, — говорю, — если хорошенько разбежаться, то возможно. Хотя, — добавил я, — можно и обжечься.

После ухода гостей мы прибрались, посмотрели телевизор — ничего интересного не было, — и мы легли спать. С той поры, как Рая заболела и началось лечение, мы спали отдельно. А тут она пришла ко мне:

— Димка, я по тебе соскучилась.

— И я по тебе, — говорю, обнимая ее.

Весна и лето девяносто шестого — труднее не было времени в моей жизни. В нашей жизни.

Ужасно не повезло нам на старости лет.

Когда я приехал в больницу после первой инъекции адриабластина, Рая лежала в постели с чепцом на голове.

— Зачем это? — ткнул я пальцем в чепец, белый, в неярких голубых цветочках.

Рая слабо улыбнулась. Ее соседка по палате, дама средних лет с повадкой командирши, сказала басом:

— Под чепчиком кубики льда. От адриа — выпадают волосы. Лед предохраняет. — Соседка, сидя на своей кровати, достала из тумбочки яблоко и, откусив, закончила: — Но все равно выпадают.

— У меня волосы крепкие, — сказала Рая. — Не выпадут.

Но в голосе ее, как мне показалось, не было уверенности. Вообще голос у Раи — от химии, конечно, — изменился. Как бы потускнел, утратил былую звонкость.

Курс адриабластина она выдержала. После короткого отдыха — еще один препарат, сильнодействующий, три часа под капельницей. Раю рвало…

Мне трудно, трудно писать об этом. Конечно, я понимал, что Ровный делает все возможное, чтобы поставить барьер распространению.

И на какое-то время это удавалось.

Шестнадцатого июня Рая после очередного курса химии отдыхала, — накануне я привез ее, измученную, домой. Утром я сварил кашу-овсянку, мы поели, кофе попили, и я собрался идти голосовать: то был день президентских выборов. Рая вдруг заявила, что тоже пойдет.

— Не надо, — говорю. — Лежи, отдыхай. Музыку слушай.

— Нет. — Она принялась перед зеркалом приводить в порядок прическу (ее густая шевелюра все же поредела). — Нельзя, — говорит, — позволить Зюганову опередить Ельцина.

— Райка, твой голос не обеспечит Ельцину победу.

— Типичное обывательское рассуждение. — Рая метнула на меня взгляд, исполненный негодования.

— Да, я обыватель, — говорю. — Для меня хорошее самочувствие жены важнее политики.

— Очень рада! Но какое будет у тебя самочувствие, когда в квартиру войдут незваные гости и спросят: а чем вы занимались до девяносто первого года?

— Я отвечу: мы с женой кушали горячие сырники и пили «Амаретто».

— Ах, как остроумно! Не-ет, дорогой Димочка, выбрать президента — это вам не сырники испечь! — Рая кинула щетку для волос на подзеркальник. — Помоги мне колготки натянуть. Пожалуйста!

До школы, в которой мы сто лет назад учились, минут двадцать ходьбы. Это при нормальном передвижении ног. Мы шли минут сорок. Пришли, значит, в свою школу — ныне избирательный участок. Получили бюллетени с длинным списком кандидатов (в нем были, кроме известных политиков, экзотические фамилии: глазной доктор Святослав Федоров, чемпион-штангист Юрий Власов, производитель таблеток от всех болезней Брынцалов) и проголосовали за Ельцина.

Вы, наверное, помните: в первом туре Ельцин, набрав 35 процентов голосов, лишь ненамного опередил Зюганова (32 %). Это было опасно. Обстановка в стране неустойчивая: вскоре после августа девяносто первого, с его бурным оптимизмом и нетерпеливым ожиданием, что теперь-то все пойдет по-хорошему, настало время, которое я назвал «хасбулатовщиной». Депутаты Верховного Совета и съездов яростно воспротивились реформам, демократическим переменам, — это привело к событиям октября 1993 года. Но Ельцин победил. И вот теперь, на президентских выборах, силы реакции вознамерились сместить ненавистного Ельцина с помощью избирателей. В первом туре Зюганов всего лишь на три процента отставал от него. Если во втором туре главный коммунист обгонит Ельцина, то…