Ирина Корженевская - Девочка-Царцаха

— Так я не подумал тогда,— председатель почесал лоб и сощурился.

— Не подумали... А когда подписывали постановление, думали? А знаете, сколько стоит переброска груза из Астрахани? Вы думаете, что это игрушки? Теперь вы за все заплатите из своего кармана! И вообще ответственность за срыв этой работы ляжет на вас!

Ксения свирипела. Она ненавидела Мутала в эту минуту как личного врага!

— Я по-понимаю...

— Нет! Вы еще не совсем понимаете! Оставить это дело я не могу. Пошли сию минуту к прокурору!— Она схватила его за рукав.

— Кюкин! Кюкин-Царцаха!—взмолился председатель.—Пожалуйста, не надо прокурора! Все будет! Выгоню народ, сколько надо. Воду достанем, хоть тресни! Только не надо скандал! Пожалуйста, не надо!

Ксения остановилась, с недоверием глядя на него.

— Все будет... Я сказал... Как-нибудь устроим.

— Через два дня пришлете в Булг-Айсту пять подвод для переброски груза на Шаргол.

— Пять!—ужаснулся Мутал,— Ой-вай! Две подводы, хорошо?

— Мутал! Мы не на базаре! Я жду два дня, а на третий иду к прокурору и... дам телеграмму в Астрахань, что председатель салькын-халуновско...

— Будет, все будет!

— Сколько будет? Если не пять, я все равно пойду к прокурору.

— Пять, пять!

Михаил Иванович подъехал к конторе сельскохозяйственной станции на подводе, нагруженной мешками с мякиной и тремя бочонками с мышьяковисто-кислым натром, и пригласил Капитолину садиться.

Капитолина вышла почерневшая от злобы. Ей все-таки не удалось отделаться от поездки на саранчовую работу. Эрле, который последние два дня с нею не разговаривал, вышел следом с чемоданом. Он посоветовал Михаилу Ивановичу передвинуть химикаты назад, чтобы они подпирали мешки с мякиной.

— А ты садись сверху, на мешки,— сказал он жене, подал ей чемодан и пошел обратно в контору, где он уже второй день сидел в полном одиночестве.

Елена Васильевна сразу после отправки стада уезжала в степь на борьбу с саранчой, откуда возвращалась поздно вечером, а Василий Захарович уезжал туда в полдень прямо с питомника.

Когда подвода отъезжала, Эрле высунулся из окна с газетой в руках и сказал:

— Голову Озуна оценили в пять тысяч... Ну, теперь ему скоро конец. А все-таки ночью вы не ездите. Мало ли что может в степи случиться. У вас, Михаил Иванович, наган с собой?

— А как же... — Михаил Иванович похлопал себя по правому боку.— Не извольте беспокоиться! Ни себя, ни Капитолину Семеновну в обиду не дам...

— Ну, с богом!— сказал Эрле, отходя от окна.

Настроение у Капитолины было отвратительное. Она ненавидела весь мир, который, как ей казалось, восстал против нее. Единственным законом своей жизни она признавала формулу «я хочу» и ни с кем и ни с чем не считалась. И вот ей не хочется, а приходится ехать. От сознания этого она была почти больна.

— Что это вы такие грустные, так сказать?— осторожно спросил Михаил Иванович, заглядывая под косынку Капитолины, которой она пыталась спастись от ненавистного ей загара.

— Не хочется мне ехать,— отозвалась она, откидываясь на мешок с мякиной.

— А вы зачем ножки на весу держите? Вы их, так сказать, подберите и между мешками как в люльку ложитесь. Подремлете немного, авось тоска и пройдет, так сказать... Дорога у нас нынче длинная. Не угодно ли?— порывшись между мешками, Михаил Иванович достал из небольшого фанерного ящичка пару конфет и протянул ей.

— Спасибо...— Капитолина любила сладости.—Какие вкусные!

— Почему это, так сказать, саранча до сих пор никого не бес-покоила, а нынче о ней столько шумят?— сказал Михаил Иванович, тоже отправляя в рот конфетку.— Раньше ее и в заводе не было, а в этом году напасть такая случилась, так сказать... Помнится, с испанкой так же было — жили люди, не болели. Никакой испанки не бывало, даже в Испании самой, и вдруг она объявилась. Что только не делается!..

— Про испанку я не знаю, а саранча жила всегда, и ничего особенного не было, а тут крикунья приехала и шум на весь улус подняла.

— Это вы про товарища, так сказать, Юркову?—Михаил Иванович подал Капитолине еще пару конфет.— Не стесняйтесь, кушайте... Я в дорогу всегда для развлечения килограммчик, а то и полтора, в зависимости от расстояния, беру. Вполне согласен с вами. Товарищ Юркова очень беспокойная барышня или, может, дамочка... Я, например, никогда бы себе так шуметь не позволил, хотя и я не без образования. Вы не смотрите, что я мякину доставляю. В жизни, так сказать, всяко приходится. Я никакой работой не гнушаюсь. Честно кусок хлеба заработать—вот мой принцип!— и Михаил Иванович стукнул себя по груди и снова за- пустил руку в ящик с конфетами.

— Да, несимпатичная она,—подхватила Капитолина.—И какая неженственная! В бриджах ходит, кепка на затылке, курит и даже свистит!

—Ай-ай!—Михаил Иванович покачал толовой.—Что делается!

— А недавно пришла она в контору, с моим мужем разговаривает, а у нее из кармана черные черви ползут, да какие косматые!—Капитолина содрогнулась.—Она их голыми руками с крапивы собрала и говорит: «Правда, какие красавицы? Я, говорит, себе когда-нибудь такое платье сделаю — черное бархатное с бриллиантиками, как у этих гусениц. Они, говорит, и вместо брошки подойдут» — и хотела на меня червя примерить. Я, конечно, человек нервный, испугалась, вскрикнула. А она говорит: «Они ж не поганые!» И, представьте, поцеловала червяка и стала щекой об его космы тереться!— Капитолина сплюнула.

— Тьфу!—сплюнул и Михаил Иванович.—Что делается!

А вы конфетку скорей, конфетку...

Найдя таким образом общий язык, путники занялись критикой булг-айстинских знакомых и не заметили, как подъехали к Сон-рингу, где следовало оставить один бочонок химикатов.

— Я с вами туда не поеду,— сказала Капитолина, соскакивая с телеги у поворота.— Я здесь вас подожду, немного нужно ноги поразмять. Вы ведь недолго?

Когда Михаил Иванович подъезжал к школе, Клавдия Сергеевна выглянула в окно.

— A-а! Наконец-то химикаты приехали! Здравствуйте, Михаил Иванович. Заходите. А у меня как раз чай на столе.

— Премного вам благодарен-с,—Михаил Иванович привязал лошадь и пошел в школу.— Здорово, брат!— сказал он Нимгиру, который сидел с книгой на крыльце.— Просвещаешься, так сказать? Молодец, молодец!—и он пошел к Клавдии Сергеевне, на ходу доставая расписку в получении химикатов.

— Сорок килограммов. Куда так много?—удивилась Клавдия Сергеевна, вскользь взглянув на расписку.

— Фасовка-с такая... Остатки сдадите.—Михаил Иванович спрятал расписку и заметил на столе газету.— Старая?

— Нет, я еще не читала.

— Она самая. Вот статья насчет Озуна. Пять тысяч... Что делается!—Он прочитал статью, сложил газету и положил на стол. — Эх! Вот бы поймать! Как пожить можно бы на эти денежки! Дым коромыслом, так сказать!