Ирина Корженевская - Девочка-Царцаха

тельна и... В сущности... больше всего виновата я. Распустилась от тоски и одиночества.

И все-таки это ужасно,—сказала Ксения.— Ты не имеешь права скрывать от него! Это хуже, чем воровство!

— Нет, это излишне...

— Ты отказалась поговорить с ним. Разве ты знаешь, что он хотел сказать тебе?

— А что он может сказать мне после прогулок на питомнике!

— Да... Значит, во всем виноват мой длинный язык!—огорченно воскликнула Ксения.— Но я никак не подозревала...

— Причем тут ты!

Знакомый хор овец и коров, отправляющихся на пастбище, затих. Ксения запаковала свою постель и осмотрела комнату. Грустно!.. Голые стены, голая доска на чурбаках. На полу бумажки, обломок сухой саранчи. Только бочка еще сохраняет свой бумажный наряд...

В коридоре хлопнула дверь, вошла Елена Васильевна.

— Ты уже на ногах!

— Как видишь... Представь, Леля, каждое утро в Булг-Айсте, кроме сегодняшнего, я начинала с обещания закатить тебе истерику: ты так топаешь и хлопаешь в коридоре, когда хочется спать. А удосужилась тебе об этом рассказать только сейчас, и мне ужасно смешно...

Елена Васильевна молча обняла Ксению и крепко поцеловала.

—- Что это за необычные нежности? По случаю моего чистосердечного признания или по случаю отъезда?

— Ни то, ни другое.

Елена Васильевна приникла к уху Ксении и прошептала:

— Ксана! Я остаюсь в Булг-Айсте.

Теперь Ксения обняла подругу.

— Помирились?

Елена Васильевна кивнула.

— В общем Василий Захарович ужасный чудак! Оказывается, он страдает оттого, что я имею высшее образование! Оказывается, он думает, что я способна бросить его, как только появится какой-нибудь образованный рыцарь! А самое ужасное для него это то, что я во время занятий иногда называла его бестолковым! От этого он прямо заболел и решил со мной распроститься раньше, чем я от него откажусь... Ты только подумай! Он готов был жениться на Маше Говоровой... но... когда понял, что от нее можно добиться только хороших пирогов, посоветовал ей поступить на курсы ликбеза, а отцу сказал, что нынче другие времена и дети обходятся без сватов...

— А ты сказала ему про...

— Разумеется! И это было самое главное. Если бы ты знала, как он обрадовался! «Теперь,— говорит,— я поверю, что ты никуда от меня не уйдешь!» А в отпуск я все-таки поеду, и мы решили перевезти сюда мою маму!

Ксению провожали трое: Елена Васильевна, Паша и Полкан. Когда все было погружено, Ксения взяла Пашу за плечи и отвела в сторону.

— Ну как, Паша, у тебя дела с папаней?

— Хорошо... Совсем не серчает. Вчера гостинцев купил,— ответила Паша, улыбаясь.— Я ему и тетрадки показала, и писала при нем разные буквы, и по букварю читала. Он все вас искал, хотел вам что-то сказать, да не нашел, а вечером спать долго не ложился — ждал, когда от вас Елена Васильевна уйдет, а при ней не посмел беспокоить.

— Жаль, что не зашел. Ну, передай ему и маме привет, а мне обещай хорошо учиться.

Паша опустила глаза и ничего не ответила.

— Не обещаешь?—Ксения взяла ее за подбородок и увидела, что Пашины глаза полны слез.— Что это, Паша?

— Мне жа-алко вас!— Паша обхватила Ксению.

— Ну перестань. Ты будешь мне писать письма. Я первая тебенапишу, и, может быть, мы еще когда-нибудь и увидимся... Ну, Леля, прощай! Нет, лучше до свиданья. Надеюсь, что ты не заплачешь, а то можно будет упрекнуть тебя в сентиментальности... Это ведь не модно.

Они обнялись, обе заметно волнуясь.

— ’Ксана! Милая! Ты знаешь, что я сейчас вспомнила? Все на тебя ворчали из-за саранчи, а ты обижалась... Как сейчас вижу — у тебя губы словно у маленького ребенка дрожали. Казалось — вот-вот расплачешься... И мне так жалко тебя становилось, а сейчас вспоминать стыдно: ведь и я со всеми тебя обижала, а за что? Ведь ты за работу болела!

— Ну замолчи,— улыбнулась Ксения,— а то и я впрямь расплачусь. Что было, то было и быльем поросло. Что вы все ворчали, это пустяки, а вот давстинский председатель весной сам отказался от борьбы с саранчой, а сейчас грозится меня чуть не арестовать, если я не приеду бороться с нею. Уже второе письмо написал. Вот где обидеться можно!

— Ну, будь умница! Терпи! Перемелется — мука будет!—Елена Васильевна еще раз обняла Ксению.

— А теперь еще один друг, береги его, Паша!—и Ксения подошла к Полкану.— Лапушка! Уж тебе-то я окажу только прощай!

Ксения стояла в кузове, прислонившись спиною к кабине, и смотрела вниз, на дорогу, по которой во всю прыть мчался пепельно-серый Полкан. Когда он отстал, она окинула последним взглядом Булг-Айсту и повернулась к восходящему солнцу, на которое держал курс грузовик.

Начальник вытащил из груды бумаг, лежавших на его столе, газету и протянул Ксении.

— А это вам известно?

Она с любопытством начала читать обведенную красным карандашом статью «Лицом ли к деревне?».

Прочитав первый абзац, она посмотрела на начальника.

— Оказывается, это про меня...— и, сдвинув брови, погрузилась в чтение.

— Ну что?

— И скучно, и глупо... Немного напоминает кривые зеркала в Таврическом саду Ленинграда. Но там хоть смотришь и улыбаешься, а здесь и улыбаться не хочется.

— Ну, а дальше? О содержании...

— Вы хотите, чтобы я оправдывалась в том, что не существовало?

— Я не сказал, чтобы оправдывались.

— Какая-то «Заноза» сообщает, что я имела прислугу, носившую «предметы моего потребления — сачок и портфель»... На инструктора я мало похожа... С исполкомом контакта не имею... И даже, что на саранчовых работах меня не видно! Что же я должна сказать? Нужно спросить прислугу, сотрудников исполкома, рабочих, но уж во всяком случае не меня.

— Ну хорошо... А где ваш портфель?

— У меня его вообще никогда не было. Там я носила папку, вот эту самую.— Она протянула начальнику потертую картонную папку с черными тесемками.—В нее я закладывала во время экскурсий травы, а сейчас в ней лежат все материалы по работе.

— Возьмите это сокровище и сейчас же идите в прокуратуру, — сказал начальник, помахав папкой.

— Но я в таком виде...— запротестовала Ксения.— Разрешите, я сначала приведу себя в порядок.

— Не разрешаю. Это очень хорошо, что вы в таком виде. Из прокуратуры нам уже звонили два раза насчет этой статьи. Там вас хотят видеть. Сходите туда, а потом можете идти по своим делам. Когда все закончите, придете сюда. Я намерен сегодня же послушать ваш устный отчет о работе.

Пыльная, обгорелая, в выцветшем рваном мужском костюме, низко опустив голову, шла Ксения по шумной Астрахани, делая вид, что не замечает, как за нею бежит гурьба мальчишек и удивленно оглядываются прохожие.

— Вам что?—спросил прокурор, не без любопытства оглядев ее.

— Я только сейчас приехала из Булг-Айсты, и меня срочно прислали к вам. Вот здесь написано про меня.— Она положила перед прокурором газету.