Ирина Корженевская - Девочка-Царцаха

— Помню,— сказал он, взглянув на заголовок статьи.— Что вы скажете? Правильно?

— Как можно меня спрашивать обо мне?

— А кого же, по-вашему, нужно спросить?

— Ну хотя бы эту девочку, ее родителей, салькын-халуновского председателя... Потом... здесь должны быть два сотрудника РКП. Они недавно проверяли работу в улусе, и мою тоже. Уж они-то вам скажут правду.

— Хорошо... А почему все же вы сами не носили портфель и этот, как называется...

— Сачок! Портфеля у меня не было. Это художественное преувеличение. Была эта папка. Эта девочка, которую произвели в прислуги, очень любила ловить насекомых, собирать гербарий и весной постоянно ходила со мной. Особенно же она любила бегать с сачком. Но это любят решительно все дети. Автор статьи, вероятно, плохо знает ребят...

Прокурор пристально смотрел на Ксению.

— ...Вы меня не помните?

Ксения и сама приглядывалась к нему.

— Да. Лицо ваше помню... Даже очень хорошо помню, но где? Неужели в Булг-Айсте?.. Нет! Минуточку! Вспомнила! Ведь это же вы весной, в столовой, отговаривали меня от поездки на Шар-гол!

— Но вас трудненько узнать... Вы точно вылиты из бронзы. И так повзрослели! Впрочем! Впрочем,— улыбнулся он,— вы еще и тогда считали себя старушкой... А как у вас с философией?

— Какая у вас хорошая память! В моей философии...—она задумалась,— я еще себя не проверяла... Но, во всяком случае, я не допущу в нее скептицизма! А ведь его могут породить явления, вроде таких заметок.

— От души рад видеть вас здоровой и невредимой! Значит экзамен на невзгоды вы выдержали! Да, кстати, с бандитами вы не встречались?

— Нет. Они боялись меня. Я отравляла кругом траву, а это было опасно для их лошадей. Вот они и не отваживались заглядывать на территорию моих работ.

— Верно! В этом для них большой риск... Ну что ж! По вашему делу я наведу дополнительные справки, и если будет нужно, вызову вас. Кое-что мне уже известно.

Заехав на вокзал за багажом, Ксения отправилась в гостиницу. На душе у нее вдруг стало нехорошо: она скрыла от прокурора свои встречи с бандитами, умолчала о встречах с Озуном в кибитке и около кургана. И, самое главное, про стрихнин... Но какое это может иметь значение?

«Ты просто решила увильнуть от того, над чем сама так часто думаешь... А какое ему дело до того, что я думаю?»— и она виляла перед собой и брала себя за шиворот, и смотрела самой себе в глаза, пока не доехала до гостиницы. Потом было не до самоанализа; она объездила все гостиницы и везде получала один и тот же ответ: свободных номеров нет.

Наконец извозчик подвез ее к какому-то деревянному крылечку на узкой улочке и сказал:

— Это последняя.

Ксения энергично взбежала по лестнице. В коридоре за столиком дремала дежурная. На вопрос Ксении о номерах, она пробормотала что-то непонятное и куда-то пошла.

Наконец из глубины коридора выплыла жирная белобрысая женщина в пестром капоте. Прищурившись, она остановилась перед Ксенией.

— Номеров у нас нет.

— Ну хоть уголок какой-нибудь у вас найдется?—оказала с отчаянием Ксения.— Я просто не знаю, куда мне деваться! Я только что из степи... Мне даже переодеться негде!

Все еще щурясь, женщина оказала:

— Есть один номер... Только он без окон.

— Ах пожалуйста, дайте мне его!

— А у вас... документы... есть?—спросила женщина.

— А как же!—'Ксения торопливо полезла в сумку.— Вот паспорт, а это — служебное!..

Женщина долго читала ее удостоверение.

— Луша,—сказала она наконец дежурной,— проведи инструктора облземуправления в шестнадцатый номер. А вы... завтра утром сдайте паспорт на прописку...— И она уплыла в глубь коридора.

— Пожалуйте!—Луша распахнула перед Ксенией дверь.

— Но здесь целых два окна...— недоумевая, сказала Ксения.

— Шестнадцатый номер, изволите видеть сами,— улыбнулась Луша.— А если я вам понадоблюсь, вот звонок.

— А я и не знала, с чего начинать,— пробормотала Ксения.— «Безобразие! Бумажкам верят гораздо больше, чем человеку! Но... Подожди ругаться! А разве в Давсте ты сама не попросила бумажку о том, что председатель отказывается от работы?.. Но там я действовала по инстинкту самосохранения, а здесь что?»

Она подошла к зеркалу; на нее глянула худая, бронзовая, пыльная и несколько заносчивая фигура. Одежда рыжая и рваная.

— Да-а... у нее тоже был инстинкт самосохранения... Без бумажки я, честное слово, хулиган с большой дороги!

Ксения скинула рюкзак и, раскрыв чемодан, достала умывальные принадлежности, чистое белье и направилась к умывальнику, но внимание ее привлек шум улицы.

Она подошла к раскрытому окну. На улице, вместо привычных лягушек, урчали автомобили.

— Что случилось?— спросил прокурор, удивленно глядя на Ксению.

Она сделала два шага вперед и остановилась, прерывисто дыша.

— Я долго думала... Мне необходимо...

— А вы идите сюда поближе и сядьте,—сказал прокурор.

Ксения подошла к его столу, но не села.

— Когда-то я говорила, что законов для меня не существует... потому, что есть они или нет, я все равно никогда не украду и не убью... Но вот... получилось, что я... совершила преступление. Я пришла к вам, чтобы оказать об этом... Я виновата в гибели человека.

— Я что-то ничего не понимаю,—сказал прокурор.— Какая гибель и какого человека? Почему вы виноваты?

— Я сама дала ему яд, чтобы он покончил с собой... И так это и случилось.

— Говорю вам сядьте! Придите в себя и расскажите все по порядку. Да сядьте же, повторяю!

Ксения села на краешек стула, крепко сжала руки и, глядя в пол, рассказала ему обо всем.

Прокурор долго молчал. Она подняла на него взгляд, полный отчаяния.

— Д-даа... — вздохнул прокурор, налил стакан воды и пододвинул его к Ксении.— Выпейте и успокойтесь. Ведь если вы будете так волноваться, мы ничего не выясним. Я понимаю, вам было трудно начать, но сейчас-то это уже позади... Вот ваш стрихнин!— сказал он, протягивая ей пробирку, которую достал из стола.— Как видите, Озун погиб не от вашего яда, а от выстрела, который был сделан единственно потому, что бандит при аресте пытался спастись бегством.

— О! Неужели?! Так значит не я убила его!—воскликнула Ксения.

Но лицо ее тотчас потемнело.

— Все равно я виновата. Я ведь дала ему яд.— Она заплакала, уронив голову на стол прокурора.

— Успокойтесь,— сказал он.— Но почему вы не рассказали о встрече с Озуном в прошлый раз?

— Я думала, что мои переживания не имеют никакого практического значения для государства. Но мне все время было тяжело сознавать, что я причастна к убийству человека, какой бы он ни был.

— А вы никогда не думали о том, что бывает смерть во имя жизни?—спросил прокурор.

— Смерть во имя жизни?.. Конечно!—воскликнула Ксения,— Теперь, кажется, я начинаю понимать... Озун должен был уйти во имя жизни...