Алан Савадж - Повелительница львов

— Как я мечтала о том, чтобы мы наконец остались одни, Генри! — сказала я мужу.

— Да, все они дурно воспитаны, сплошь невежи, — согласился он, очевидно зная их куда лучше, чем я.

— Чем мы займёмся сегодня? — спросила я, подпрыгивая на кровати. — Я знаю! Мы поедем на охоту! — С тех пор как я покинула Францию, я ещё ни разу не была на охоте.

— На охоту?

— Разве вы не охотитесь? — спросила я в некотором замешательстве. — Все короли охотятся. И вместе со своими жёнами.

— О Мег, Мег, вы ещё совсем девочка, поэтому вам можно простить всё. — Он нежно, хотя и без всякой чувственности обнял меня. — Охота — лишь пустая трата времени и сил, сущее бедствие для несчастных оленей. Я возвращаюсь к своим молитвам. Последние несколько недель я прискорбно пренебрегал своим святым долгом. — И это говорил человек, который все те недели, что я его знала, ежедневно проводил, по крайней мере, по шесть часов на коленях!

После его ухода я играла с Альбионом, но большую часть времени пребывала в несколько раздражённом состоянии, к вящему беспокойству моих фрейлин, особенно Элис Суффолк. Я была так молода и полна сил, так торопилась жить. Я была английской королевой! Мне хотелось заняться каким-нибудь делом, но приходилось целыми днями, склонясь над шитьём, выслушивать пустопорожние разговоры о людях, которых я, в сущности, не знала и которые в то время ни капли меня не интересовали. Какой поднялся шум, когда мне вздумалось осмотреть весь дворец, не исключая и кухни. Но всё это ничто по сравнению с тем невообразимым переполохом, что повлекло за собой моё желание отправиться на прогулку верхом. Срочно были выведены отряды гвардейцев, оглушительно трубили трубы, взад и вперёд носились грумы, а некоторые слабонервные дамы даже попадали в обморок. Я поняла, что если настою на самом своём заветном желании и отправлюсь на охоту, то не обойтись без нескольких апоплексических ударов, а потому решила на время отказаться от своего намерения.

И это оказался не единственный мой крест. Не прошло и месяца после того, как я стала женой Генриха, как мне стали внушать, что английской королеве не подобает иметь гофмейстера-француза. Мне даже намекнули, что и моей главной постельничьей не должна оставаться француженка. Я наотрез отказалась расстаться с Байи, но вынуждена была согласиться на то, чтобы мсье д’Эристаль вернулся во Францию. В ту пору я ещё хотела выглядеть такой же англичанкой, как и все окружающие. Бедный д’Эристаль глубоко огорчился, но, честно сказать, английские манеры коробили его так же сильно, как и меня, к тому же в качестве моего гофмейстера он приносил столь же мало пользы, как пятое колесо у телеги.

Он был заменён английским рыцарем, сэром Джоном Уэнлоком, здравомыслящим на первый взгляд человеком средних лет; ещё в ранней молодости он сражался при Азенкуре, владел кое-какими землями, подаренными ему Генрихом V, время от времени считавшим своим долгом вести себя по-отечески. Эта замена меня возмутила, я то и дело бросала в него чем попало. Однако со временем я оценила его несомненные достоинства и поняла, что, взявшись служить мне, он останется моим верным подданным вплоть до самой смерти. Большего женщина не может требовать ни от одного мужчины. Мы подружились, хотя наша дружба и подверглась тяжким испытаниям на протяжении последующих двадцати пяти лет.

Хорошо известно, что для новобрачной, тем более королевы, самое лучшее забеременеть сразу же после свадьбы, это, как говорится, идеальный случай. Я могла бы назвать множество принцесс, которых стремление во что бы то ни стало родить престолонаследника безвременно свело в могилу, но это ничуть не останавливало меня. К сожалению, и в этом случае подтвердилась поговорка: «Человек предполагает, а Бог располагает».

Я знаю так же хорошо, как и остальные, что никто сколько-нибудь основательно не разбирается в тайнах деторождения. Почти все бесчисленные теории, выдвинутые по этому поводу людьми учёными, совершеннейшая чушь. А ведь среди них даже есть школа, последователи которой усматривают причиной зачатия жидкость, испускаемую мужчиной в самом разгаре страсти. Теория, предполагающая, будто в этой липкой жидкости может содержаться некая жизненная сила, разумеется, абсурдна и противоречит элементарной логике, ибо и женщина тоже испускает нечто подобное, но кто слышал, чтобы хотя бы один мужчина забеременел?

Находятся учёные, заявляющие, будто сам по себе брак, соединение и освящение Господом двух тел и, что гораздо важнее, двух душ, вполне достаточное условие для продолжения человеческого рода» и это, собственно говоря, единственная цель создания человека. Хотелось бы, чтобы это оказалось именно так. Но данная теория не объясняет, почему многие семейные пары остаются бездетными. Причина их бесплодия, как утверждают, коренится в совершенных ими грехах, но ведь обычно эти несчастные люди — сущие праведники. Не объясняет она и того, почему в этом мире столько незаконнорождённых.

Нет, нет. Самая правдоподобная причина зачатия — соединение мужского естества с женской плотью, хотя никто и не может растолковать, почему это так. Сама же я убеждена в том — эта моя теория, конечно, нуждается в проверке, — что женщина находится в состоянии постоянной беременности, и только мужской член может способствовать тому, чтобы она выполнила свой долг. Это заключение подтверждается всем моим опытом и позволяет объяснить, почему я так и. не смогла зачать от короля.

А ведь Генрих нежно любил меня. Для меня это так же бесспорно, как то, что солнце ежедневно встаёт над землёй. Но это была любовь того же рода, какую мальчик питает к своим игрушкам, а взрослый мужчина — к лошадям или собакам. Он любил обнимать меня, гладить мои волосы... волосы, но не груди или ягодицы, ибо опасался, что это может породить похотливые мысли. По этой же самой причине после нашей первой ночи он избегал смотреть на меня, обнажённую. Увы, собственный печальный опыт убеждает меня, что мужчине очень трудно достичь нужного состояния, чтобы войти в женщину, если только его не волнуют похотливые мысли — желательно, именно об этой женщине. Но лучше уж пусть он думает о ком-нибудь или о чём-нибудь другом, чем ни о ком и ни о чём. После сказанного мною нетрудно догадаться, что Генрих с его закоренелым упрямством редко бывал в нужном состоянии, чтобы воздать мне должное.

Когда он всё же бывал в таком состоянии, страх перед похотью мешал ему входить достаточно глубоко, чтобы возбудить мою женственность и способствовать зачатию.

Подобное положение дел крайне раздражало меня. И очень беспокоило, ибо главнейшая обязанность королевы — родить престолонаследника. Но я не теряла надежды. Я была молода и Генрих молод. Всё ещё казалось возможным. Однако я готова была прибегнуть к любому средству, только бы разрешить эту неприятную проблему. Но я не находила никаких средств, хоть сколько-нибудь приемлемых для пятнадцатилетней девушки, которой с детства внушали идеалы чести и верности, которую учили почитать святость брака, что, может быть, было и неплохо.