Алан Савадж - Повелительница львов

— Ну, теперь-то, ваша светлость, я уверен, что все наши беды позади.

Этот человек был то ли недоумком, то ли лжецом; я подозреваю, что и тем и другим. И он имел возможность добиться решительного преимущества. Достаточно одному единственному agent provocateur [27] Агент-провокатор (фр.). , переодетому приверженцем Ланкастерского Дома, напасть на йоркиста, как тотчас же разразился бы бунт, а когда лондонская чернь начинает бунтовать, проходит не один день, прежде чем наконец водворится порядок. Большинство присутствующих были йоркистами, и мы находились в их гуще. Самые чёрные дела могли бы совершиться, и никто не смог бы показать пальцем на герцога, оставшегося в живых вместе со своими приспешниками; при таких обстоятельствах он смог бы спокойно водрузить на свою голову корону убитого короля.

Однако не произошло ничего подобного. Выслушав мессу и тем самым отпраздновав своё примирение, мы нежно поцеловали друг друга и разошлись. Забрав с собой принца, я отправилась в Честер. Я чувствовала себя там в большей безопасности, к тому же вербовала свою небольшую армию из яростных честерцев, которые приветствовали меня громкими криками «ура!». Генрих вновь отправился в свои паломничества, проявив свойственное ему удручающее непонимание обязанностей, налагаемых королевским саном. К своей досаде, я, например, узнала, что во время пребывания в Сент-Олбансе в порыве щедрости он подарил монахам аббатства свою великолепную красную мантию, сняв её с себя. Монахи были весьма обрадованы, пока не поняли, что им придётся возвратить дар, ибо это оказалась единственная мантия короля.

Как может такой человек править страной?

Мои собственные старания получить решительное превосходство над оппозицией по-прежнему терпели неудачу. Осуществляя свои замыслы, я решила, что в первую очередь должна завладеть Кале, где могла бы укрыться в том случае, если Генрих затеет ещё какое-нибудь безумство, — я была уверена, что вторая такая встреча с толпой станет для нас последней.

В Кале губернаторствовал молодой Уорик, который, прославившись в Сент-Олбансе в качестве солдата, хотел теперь прославиться в качестве моряка, патрулируя пролив, дабы, как он заявлял, помешать французам совершить ещё один рейд на Сандвич. Подобное поведение, естественно, принесло ему большую популярность у черни, хотя и было косвенно направлено против меня. Я хотела добиться, чтобы его сняли и заменили молодым Генри Сомерсетом. Я медленно, но уверенно продвигалась к своей цели, заручаясь поддержкой различных лордов, которые не были близкими родственниками Уорика, когда этот негодяй расстроил все мои замыслы, встретив в проливе французский флот и полностью его разгромив.

Возможно, Уорик оказался куда более талантливым адмиралом, чем генералом, возможно, также, что ему благоприятствовали, в отличие от французов, ветер и прилив. Я так и не смогла добраться до глубинной сути произошедшего, но, как бы то ни было, в глазах толпы он сразу стал великим героем, достойным воплощением моего покойного свёкра.

Итак, все мои замыслы рухнули, как карточный домик. Букингем сказал мне, что сместить Уорика с его нынешнего поста значило бы тотчас же вызвать революцию.

Поэтому мне пришлось запастись терпением и заново разработать свои планы. Кто-нибудь может спросить меня, почему я пребывала в то время в постоянном волнении. В конце концов я была фактической правительницей; весь мир верил в великое примирение, якобы свершившееся год назад. Но меня непросто обмануть. Я знала, что йоркисты только и ожидают благоприятного для них поворота событий. Могло произойти разное.

Во-первых, невозможно было предугадать, когда случится очередное обострение болезни у Генриха, но не оставалось сомнений, что его не избежать. Лекари, во всяком случае, утверждали, что по мере старения Генриха нарастает опасность постоянной потери рассудка, учитывая то, что случилось с его дедом по матери.

Во-вторых, управление страной неминуемо влечёт за собой непопулярность. Простые люди, тем более простые англичане, всегда, скорее склонны нарушать законы, нежели соблюдать их; это прежде всего касается уплаты различных налогов и пошлин. Всякое правительство, энергично поддерживающее закон, а я требовала строгого соблюдения закона, особенно в финансовых делах, неминуемо теряет свою популярность. В моём же случае, когда правительство с самого начала не пользовалось доверием, популярность падала ещё более стремительно. К тому же правительства не только теряют авторитет, занимаясь повседневными делами, им угрожают и другие непредвиденные грозные опасности. Кстати сказать, тот факт, что Уорику временно удалось очистить пролив от французских пиратов, не лучшим образом сказался на честолюбивых устремлениях его дяди: произойди ещё несколько таких рейдов, как налёт на Сандвич, и чернь потребовала бы моей головы.

В-третьих, и я подозреваю, что именно в этом кроется суть дела, англичане усматривали нечто неестественное в том, что ими, нацией воинов, управляет женщина. Что ж, полагаю, подобное нелепое предубеждение свойственно не только англичанам: достаточно вспомнить о салическом законе. Но тут англичане проявляют, явное лицемерие, не только потому, Что не признают салического закона, но и потому, что готовы бросить боевую рукавицу перед всяким, кто откажется превозносить вместе с ними воинские достоинства их королевы, которая четыреста лет назад совершила великий подвиг, спалив Лондон и убив, как утверждают, восемьдесят тысяч его обитателей. Ныне в Лондоне проживают лишь тридцать тысяч человек, поэтому даже святой Бид [28] Английский монах, историк. вынужден был браться за лук, но Будикка [29] Предводительница восстания против римлян. остаётся для меня образцом для подражания; каждый раз, когда мне приходится въезжать в ворота этого проклятого города, я вспоминаю о её подвиге.

Существовала ещё и четвёртая причина, позволявшая йоркистам чувствовать уверенность в будущем. Ведь я была не только женщиной, но и француженкой, так, по крайней мере, они утверждали, хотя достаточно взглянуть на моё генеалогическое древо, чтобы убедиться: в моих жилах смешаны равные доли французской, итальянской и испанской крови. К тому же я представлялась им этакой молодой, неотразимо красивой распутницей, которая каждую ночь проводит с новым мужчиной. Если бы это было так! Не отрицаю, что подобное обвинение могло бы иметь под собой почву, если бы меня и в самом деле окружали домогающиеся моей любви мужчины. Но после смерти Сомерсета таких мужчин не нашлось, если не считать молодых людей, и красивых, и пылких, и, несомненно, безумно в меня влюблённых, но, к сожалению, я не могла им полностью доверять.