Алан Савадж - Повелительница львов

Впрочем, стена эта была не так уж прочна, как представлялось вначале. К сожалению, я об этом не знала и то, что легат, оставшись в Англии, объезжал страну, посещая поочерёдно всех лордов, воспринимала как проявление папского упрямства. Немного погодя я убедилась, что ошибаюсь.

В то время я считала наиболее важным достижение своих целей, которые были уже близки к осуществлению. Летом приехал ещё один неожиданный посетитель.

— Некто по имени Ду... Ду... француз, — объявила Белла. — Из Франции.

Предполагая, что прибыл посланец от дяди Шарли, я приняла этого человека. Звали его Дусеро, он был низкорослым, с искривлёнными чертами лица, которому судьба, очевидно, предназначила болтаться на верёвке. Дусеро привёз мне письмо, которое я вскрыла дрожащими пальцами, потому что не могла узнать почерк. Но я мгновенно узнала шёлковый шарф, в который оно было завёрнуто. Этот шарф я подарила Пьеру де Брезэ перед самым отъездом из Франции, тринадцать лет назад.

Тринадцать лет! И теперь...

«Милейшая королева, прекраснейшая и милостивейшая госпожа, украшение нашего века, — писал Пьер. — Простите, что я отважился написать вам. Но знак расположения, который вы некогда подарили, придаёт мне смелости, заставляя забыть о моём скромном положении. Ваша светлость, я наблюдаю за вашими успехами с искренним восхищением, а иногда, признаюсь, и со страхом. Не стану развивать эту мысль. Но теперь вы знаете этих коварных англичан так же хорошо, как и я. Хочу только заверить вас, что в любое время, когда вам понадобится моя помощь, вам стоит лишь отослать мне этот шарф, тринадцать лет лежавший в моём кармане, их, ни мгновения не колеблясь, поспешу к вам со всей своей мощью, со всеми, что у меня есть, деньгами, со всей своей смелостью и, дерзну сказать, ваша светлость, со всей своей любовью».

Такое письмо была бы рада получить любая женщина, в чьих жилах струится алая кровь. В то же время, будучи в курсе всего происходящего во Франции, я догадалась о многом том, о чём Пьер умолчал в своём письме. Дело в том, что Брезэ уже не был фаворитом Карла. Французский король, как я уже намекала, к старости превратился в самого отъявленного распутника, какой только рождался во Франции; все его интересы сосредоточились на той области женского тела, которая находится между шеей и коленями. Пьер давно уже заметил эту его склонность и сосватал ему свою протеже Аньес Сорель. Не менее находчиво действовал он и после скоропостижной смерти Аньес, тут же заменив её в королевской постели ещё более прекрасной кузиной Антуанеттой де Мэньеле. Но при всей своей привлекательности одна Антуанетта уже не могла удовлетворить все королевские прихоти. Поэтому Карл завёл себе целый гарем, и когда умерла Антуанетта, Пьер оказался в немилости.

Он, однако, был не из тех людей, которые легко сдаются. Хотя Пьер и удалился, покинув двор, в свои нормандские поместья, то исключительно для того, чтобы с помощью интриг вернуть себе власть. Знала я и о его переписке с дофином, который по-прежнему скрывался в Бургундии, опасаясь, что при первой попытке вернуться во Францию его арестуют. Полагаю даже, что он проявлял интерес ко мне не столько как к женщине, сколько как к королеве, страшась возрождения английского могущества и, следовательно, возобновления Столетней войны [30] Серия войн между Англией и Францией в период с 1337 по 1453 гг. , воспоминание о которой, словно кошмар, всё ещё преследовало французов. Англия во главе с Ричардом Йоркским представляла бы для них куда большую опасность, чем Англия, которой лишь номинально правил злосчастный Генрих, фактически же власть принадлежала его настроенной по-французски жене.

Повторяю, всё это я хорошо понимала, и всё же при одной только мысли, что такой человек, как Пьер Брезэ, боготворит меня издали и предлагает свою сильную правую руку, у меня начинала кружиться голова. Понимала я и то, что ему уже шестой десяток. Но какое это имело значение? Совсем ещё юной девушкой я любила человека на тридцать лет старше меня. Разница в годах между мной и Пьером была не столь велика. К тому же я знала, что он настоящий мужчина, и того важнее — друг, которому можно доверять. А ко всему ещё француз.

Я тотчас же ему ответила, рассказав о моём теперешнем более или менее удовлетворительном положении, не забыв упомянуть и об опасениях, что положение это долго не продлится, а следовательно, необходимо предупредить действия моих врагов. Пьер немедленно подсказал мне простой план, который, по его уверению, должен увенчаться успехом.

План этот вполне мог быть использован йоркистами против нас; я даже, как вы помните, удивлялась, что они им не воспользовались.

От своих соглядатаев я узнала, что Уорик возвращается в Англию из Кале и как губернатор этого важного соединительного звена между нашими владениями во Франции, единственными оставшимися у нас владениями, должен будет посетить, короля в Ковентри. Дабы подстраховаться, я написала Генриху, советуя, пригласить графа к себе, чтобы выслушать его рассказ о великом триумфе на море и вручить ему заслуженную награду.

Уорик сразу же клюнул на мою приманку. Как я и ожидала, он прибыл с большой свитой. Но у короля была ещё большая свита, разумеется, никто не, ожидал никаких инцидентов, но на всякий случай солдаты были на месте. А в толпе затерялся мой agent provocateur..

Как звали малого, посланного мне Брезэ, не имеет существенного значения. Это был преступник, осуждённый на смерть, который взялся исполнить поручение, чтобы спасти свою жену и детей от гнева Пьера. Широкий плащ скрывал его одежды, но когда граф приблизился к королевской резиденции, он сбросил его с себя и оказался в ливрее графа Уорикского, с легко распознаваемым значком, изображающим медведя с суковатой палкой. Обнажив меч, он напал на королевских солдат с криками: «Вперёд! За графа Уорикского! Бейте их! Бейте!»

Я наблюдала за происходящим из окна на верхнем этаже. Моя затея удалась. Несчастный преступник, конечно, был убит, прежде чем смог нанести какой-нибудь вред, но волнение, вызванное его нападением, овладело толпой; вооружённые солдаты и приверженцы короля стали теснить свиту графа, а сам Уорик, видя численное превосходство нападающих, а потому стараясь избежать стычки, удалился, призвав свиту последовать за собой. Люди графа торопливо повиновались его воле, и таким образом был предотвращён массовый бунт. Но я добилась того, чего хотела. Уорик бежал в Кале, а его сторонники пребывали в смятении. Глубоко возмущённый этой, как он считал, попыткой государственного переворота, Генрих немедленно созвал парламент. Возмущены были и милейшие члены палаты общин, ведь они более чем кто-либо другой верили в великое примирение, а потому потребовали, чтобы Уорик предстал перед ними и объяснил своё поведение. Надеяться на то, что граф повинуется их требованию, не приходилось, и хотя я прилагала всё усилия, чтобы укрепить решимость короля, они так и не пришли к единому мнению относительно того, что же следует предпринять.