Алан Савадж - Повелительница львов

Но каким счастьем было для меня вновь видеть моего дорого папа, дорогую маман, брата и сестру. Папа, казалось, ничуть не переменился за протёкшие семнадцать лет. Маман же сильно состарилась. Жан выглядел мрачнее, чем прежде, но так же, без сомнения, выглядела и я сама. Иоланта превратилась в тучную домохозяйку. Её муж выглядел так же отталкивающе, как всегда.

Но как порадовала меня встреча с семьёй, ведь никого из них я не надеялась когда-либо увидеть. Я ни на миг не забывала о том, что главная цель моего приезда во Францию — переговоры с Людовиком. Мы с ним договорились встретиться в Шиньоне, и это означало, что он предпочитает приехать ко мне, нежели пригласить меня к себе. Это отнюдь не было проявлением учтивости с его стороны. Он хотел сохранить наше свидание (а ещё лучше то, что я вообще была во Франции) в тайне от Бургундии и Эдуарда Марчского. При всей тщетности обмануть кого-либо этой затеей предполагалось устроить так, будто он охотился, очень устал и решил заночевать в Шиньоне, где по стечению обстоятельств оказалась и я.

Кузен Луи, как я, кажется, уже писала, был всего на шесть лет старше меня, иными словами, в то время ему исполнилось тридцать восемь лет. Последние семнадцать лет мы ни разу не встречались. Я охотно признаю, что жизнь отнюдь не баловала его, но пусть кто-нибудь посмеет только сказать, что на его долю выпали большие тяготы, чем на мою, а ведь я женщина. Однако я готова утверждать, что моя красота за это время ничуть не потускнела. Даже румянец на лице стал чуть более ярким, потому что в девичестве единственным моим недостатком считалась бледность. Мои груди слегка отяжелели, бёдра немного раздались, но для тех, кто хочет разделить с женщиной её ложе, это может представляться лишь достоинством; в скором времени я приведу доказательства, что едва заметная полнота только прибавила мне привлекательности. Мои волосы оставались всё ещё великолепного рыжевато-коричневого цвета, дыхание — благоуханным, движения — полными энергии.

Но что сказать о том сморчке, который предстал передо мной? Он едва мог держаться прямо, волосы у него сильно поредели и поседели, ноги походили на щепки, а речь постоянно прерывал сухой кашель. Глядя на него, я подумала, что он не жилец на этом свете. Моё заключение оказалось ошибочным, ибо сейчас, когда я пишу эти строки, он всё ещё жив, и нет никаких признаков, позволяющих сделать вывод, будто он когда-либо, тем более в обозримом будущем, умрёт. Некоторые люди рождаются старыми и только постепенно становятся ещё более старыми, тогда как другие сохраняют свой юношеский взгляд на мир до самого своего горестного конца. Это я и намереваюсь сделать.

В то наше первое свидание кузен Луи вёл себя достаточно дружелюбно, но старался никакими обязательствами себя не связывать. Он задал мне много вопросов, выясняя, что я намерена предпринять в случае, если удастся добиться отречения Эдуарда Марчского. На все его вопросы я отвечала по возможности правдиво и как можно более оптимистично. У меня имелись все основания верить, что английский народ, если раскрыть ему глаза, с радостью примет Генриха как своего законного короля.

На следующий день кузен уехал, оставив меня в неведении относительно того, чего мне удалось добиться. Но вскоре по его инициативе мы встретились в Туре. И тут наконец пошёл разговор по существу.

— Каковы ваши планы? — прямо спросил он.

— Вторгнуться в Англию, лишить графа Марчского узурпированного им трона и восстановить законные права моего мужа. — Я сочла, что на этой стадии лучше всего этим и ограничиться, не раскрывая моих намерений относительно непокорного Марча и его слабодушного кузена Уорика.

— Чтобы совершить всё это, — заметил кузен Луи, — вам понадобятся и люди и деньги. — Я знаю, конечно, что моего кузена называют одним из мудрейших людей христианского мира, но мудрость, к сожалению, слишком часто проявляется в констатации очевидного. Мне бы очень хотелось помочь вам, — продолжал Луи сочувственным тоном, — но я и сам испытываю большие трудности.

Я терпеливо ждала: он бы не послал за мной, если бы собирался наотрез отказать.

— В подобных делах, — проговорил он, — первостепенное значение имеют деньги. На деньги вы можете купить людей, но чтобы раздобыть деньги с помощью людей, нужна победа, но чтобы победить, требуется вывести людей на поле сражения, а для этого опять-таки не обойтись без денег.

Я подавила вздох, в глубине души невольно сочувствуя тем французским принцам и вельможам, которым ежедневно приходится выслушивать эти пустопорожние фразы; удивительно, что они не взбунтовались ещё ранее. Но наконец он сказал нечто, заслуживающее внимания.

— Однако, милая кузина, я, возможно, сумею раздобыть для вас кое-какие средства. Как вы понимаете, у банкиров, — поспешил он добавить.

— Да, я понимаю, ваша светлость, — сказала я.

— К сожалению, банкиры всегда требуют обеспечения.

— Как только я возвращу себе королевство, то смогу предоставить им любое, какое они пожелают, обеспечение.

— К сожалению, они потребуют обеспечения или хотя бы каких-нибудь гарантий, прежде чем ссудят деньги.

— Не могли бы вы выразить свою мысль более прямо? — сказала я, всё ещё не теряя оптимизма.

Но прямота не входила в число природных качеств кузена. Он хмыкал, мямлил, говорил невпопад, тогда как я прилагала все старания, чтобы либо не уснуть, либо не вспылить, пока наконец он не сказал:

— По моему мнению, вам необходимо двадцать тысяч франков.

Эта фраза, по крайней мере, вывела меня из состояния оцепенения. Франк, если это не обычное средство денежного обращения, как хорошо известно, золотая монета, содержащая около шестидесяти граммов драгоценного металла. Таким образом, двадцать тысяч франков в чистом золоте являются эквивалентом двух с половиной тысяч английских фунтов. Это очень большая сумма, несомненно, гораздо большая, чем все те деньги, которыми мы с королём располагали за время нашего совместного царствования. Он почувствовал, что я заинтересована.

— Вы полагаете, этого хватит?

Я постаралась обуздать своё сразу же разыгравшееся воображение.

— Полагаю, могло бы хватить, ваша светлость. Но кто сможет ссудить подобную сумму?

— Об этом позвольте позаботиться мне. Что до обеспечения, то им мог бы быть Кале.

Ошеломлённая, я, казалось, слышала звон денег — золотых франков. Кузен Луи по своему обыкновению лгал, как лгут неправильно сооружённые солнечные часы. Деньги должны были поступить из его собственных сундуков... в обмен на Кале!

Всю жизнь я и мои министры жили в гнетущем страхе перед потерей или вынужденной уступкой различных частей Франции, которые англичане привыкли считать неотчуждаемо своими. Того, кто посмел бы это сделать, толпа разорвала бы на куски; даже принадлежность к женскому полу не спасла бы от подобной участи.