Алан Савадж - Повелительница львов

Должна откровенно сказать, что Жан почти так же мало преуспел в своих попытках завоевать неапольскую корону, как я в своих удержать корону английскую, и на какое-то время отрешился от мысли усадить нашего папа на этот слишком горячий трон. После этого он вернулся в семейные поместья во Франции, возможно, с преувеличенной репутацией талантливого полководца. Кузен Луи хотел привлечь герцога Жана, как титуловали моего брата, на свою сторону, а вернейшим для этого способом, как он чувствовал, стало бы оказание поддержки, пусть даже тайной, его беглой сестре.

Всё это вселяло надежду, но ведь на поверхности плещущегося в кружке эля собирается преимущественно пена. Кузен Луи поощрял стремление Марии помочь мне, но делал это тайно, ибо в то же время не только Бургундия, но и её собственная знать требовала моей высылки. Как ни замечательна была новость, что брат Жан возвратился во Францию и сблизился с королём, но он страдал от хронической болезни всех Анжу... полного безденежья. Той же болезнью, очевидно, страдал и кузен Луи. А я крайне нуждалась в деньгах.

Год, проведённый в Шотландии, стал одним из самых несчастных в моей жизни. Мария регулярно навещала меня, но постепенно эти постоянные вторжения в моё уединение стали угнетать меня, и не только из-за её неуёмного любострастия, но ещё и потому, что она изводила меня рассказами об успехах, якобы одерживаемых её армиями. Стремясь овладеть обещанными им крепостями, они и в самом деле вели необъявленную войну против Англии, хотя и без особых результатов. Неприятно действовали на меня и известия о том, что Эдуард Марчский прибирает к рукам, помимо королевства моего мужа, ещё и всех живущих в нём женщин. И самое худшее, невозможно было предугадать, что произойдёт далее. Ангус собрал довольно большое войско, готовое следовать за мной. Лазутчики доносили, что весь север Англии готов восстать на мою защиту. Но без денег никто не хотел не только поднять меч, но даже и шевельнуть пальцем.

От своего окружения я не получала никакой помощи. Генрих проводил всё своё время в молитвах. Принц Эдуард, до чьего восьмилетия оставалось совсем немного времени, служил мне неиссякаемым источником утешения, но каких можно ждать советов от восьмилетнего мальчика? Это в полной мере относилось и к пятнадцатилетнему пажу, Джону Комбу, чтившему меня как богиню.

Сомерсет благоразумно оставался во Франции, не рискуя снова оказаться во власти Марии.

В довершение всех моих бед перед самым Рождеством умерла Байи. Я даже боялась подсчитать, сколько лет она была моей доброй и верной служанкой, постепенно поднявшись от положения няни до положения моей главной постельничьей. Но она оказалась не созданной для той бродячей жизни, которую мы вели несколько последних лет, и стала недомогать ещё до Таутона. Я похоронила её с тяжёлым сердцем, разрываемым к тому же невесёлыми мыслями о будущем.

Я не из тех, кто легко предаётся отчаянию, но даже представить не могла, кто способен оказать мне помощь, пока меня — уже не впервые в жизни — наконец не озарило, что единственный человек, на которого стоит рассчитывать — я сама. Поездка во Францию была не только изнурительной, но и рискованной, ибо в проливе крейсировали военные суда Уорика, но я поняла, что должна лично поехать к кузену Луи и напрямик поговорить с ним о своём положении: если он хочет отстранить йоркистов от власти, недостаточно симпатии, нужна конкретная помощь.

После того как я приняла решение, оставалось дождаться подходящей погода, а погода, как и обычно в Шотландии зимой, была неизменно отвратительной. Мария, чего и следовало ожидать, считала, что я поступаю совершенно правильно. Как и многие ненасытные в любви женщины, она отличалась непостоянством: моё пребывание у неё в гостях доставляло ей немалые неприятности, а тут ещё ей стало приедаться моё общество. Она охотно предоставила мне необходимые для поездки средства, не сомневаюсь, рассчитывая никогда больше не увидеть моего лица. Мария согласилась на некоторое время оставить у себя Генриха — везти с собой короля во Францию было бы крайне опрометчиво, — но она ясно поняла, что между нами уже не существует супружеских отношений.

Решив полагаться лишь на самое себя, я торопилась вступить в борьбу со стихиями. Но только в самом начале апреля, когда ветры наконец перестали бушевать, принц Эдуард, я и моя значительно поредевшая свита смогли сесть на корабль в Керккадбрайде — там же, где я высадилась восемнадцать месяцев назад.

Как явствует из моих слов, для переезда во Францию был избран самый окольный путь. Я сразу же поняла: мне предстоит тяжелейшее испытание, только не знала, что продлится это испытание целых две недели! Мы почти было преодолели Ирландское море, но были снесены назад. На протяжении многих дней мы видели горы Уэльса, а однажды так близко подошли к берегу, что я смогла различить знамёна, вьющиеся над бастионами харлехского замка, где доблестный граф Пемброкский Джаспер Тюдор всё ещё отстаивал дело Алой Розы. Я чувствовала сильное искушение велеть капитану пристать и хоть двадцать четыре часа отдохнуть от непрерывно терзавшей меня рвоты. Но так и не сделала этого — по двум причинам. Во-первых, я боялась, как бы капитан не покинул меня на берегу, во-вторых, не была уверена, что найду в себе достаточно силы воли продолжать столь неприятное путешествие.

Наконец 16 апреля 1462 года я высадилась в Роскофе, в Бретани.

Естественно, я сошла на французский берег не без некоторого душевного трепета. Семнадцать лет назад я уехала отсюда, уверенная, что никогда больше не возвращусь. И вот я возвратилась при самых худших для меня обстоятельствах. Но само возвращение изрядно удивило меня.

Никто, разумеется, не ждал моего приезда, и комендант роскофского порта изумлённо воззрился на незнакомый корабль, который просил разрешения войти в гавань. Его изумление, вероятно, ещё более возросло, когда он получил сигнал, что на этом корабле прибыла английская королева. Гавань в Роскофе неглубокая, она доступна для судов лишь во время прилива, поэтому пришлось ждать довольно долго, прежде чем мы смогли причалить. Между тем на берегу выстроился почётный караул. Это радовало, но одновременно означало, что к герцогу Бретонскому был спешно послан нарочный, чтобы уведомить его о моём прибытии, и меня тут же препроводили в Сен-Мало — поездка продлилась несколько дней, — где меня по-королевски приняли добрый Франсис и его супруга.

Во всех направлениях были разосланы конные гонцы, И из Сен-Мало со всей возможной быстротой я переехала в Анжер. Как описать чувства, теснившие мою грудь, когда я приблизилась к местам, где проходило моё счастливое, ничем не омрачаемое девичество? В те времена я не представляла себе, какие превратности судьбы меня ожидают. Ещё труднее описать чувства, испытанные при въезде в город, где меня приветствовали кланяющиеся пажи, весёлые девушки, закованные в броню рыцари и дамы в высоких остроконечных шляпах-хеннинах. И везде были алые розы, и передо мной, на дороге, и вышитые на всех знамёнах. Позднее я узнала, что папа занял восемь тысяч флоринов, чтобы оказать мне достойный королевы приём. Если бы только он послал деньги в Шотландию, на снаряжение армии!