Алан Савадж - Османец

Гарри прекрасно знал, что, если его когда-либо возьмут в плен испанцы или генуэзцы, его участь будет гораздо хуже, чем у галерного раба... если его жизнь продолжится вообще.

Можно предположить, думал Гарри Хоквуд, стоя у кормы и глядя вниз на напряжённые тела гребцов, что теперь я рискую обрести такую же судьбу.

Он размышлял, что бы он чувствовал, будучи прикованным к веслу и зная, что должен грести из последних сил, получая при этом минимум еды и воды, чтобы только поддерживать свою жизнь, а потом его выбросили бы за борт. Это была не та участь, которую он рисовал себе. Все Хоквуды жили и сражались как благородные люди... и умирали как благородные люди.

Послышался какой-то шорох. Рядом с Гарри появилась Яна. Её тоненькие пальчики сжимали реи. Она наблюдала за рабами, губы её слегка приоткрылись. Яна не покрывала голову с тех пор, как Гарри разрешил своим женщинам не носить яшмаки, если они не хотели. Саша и Трессилия, конечно, не расстались с яшмаками, к тому же они до сих пор страдали морской болезнью.

Яна пристрастилась к морю, как будто была рождена в нём. Она никогда не любила яшмак, и теперь её золотисто-коричневые локоны развевались на ветру. В России не было галерных рабов, потому что там не было галер. Здесь в одном месте собралось такое количество обнажённых мужчин, которого она прежде никогда не видела, хотя это зрелище нельзя было назвать приятным.

Яна поймала устремлённый на неё взгляд хозяина и покраснела.

— Мне жалко их, — пробормотала она по-гречески. Она хорошо знала этот язык.

Жалость Яны удивила Гарри, но он знал, что Яна мягче своей сестры.

— А что ты скажешь о себе?

— Я счастлива, хозяин. Я счастлива в море, я счастлива быть с тобой.

Бедный Ибрагим, подумал Гарри, упустил такое блаженство.

— Мне бы хотелось, чтобы был лучший способ использования такой силы, — задумчиво сказала Яна, вновь устремляя взгляд на гребцов.

— Да, — подумав, ответил Гарри.

В наступившей темноте бриз подул с востока. Вёсла были в уключинах, паруса подняты.

Хайреддин угощал гостей ужином на нижней палубе.

— Восточный ветер хорош, — сказал он, — если идёшь на запад. Он относит вонь, согласны?

Старый пират не мог сдержаться и всё время поглядывал на женщин. Обычно он не брал женщин на свои галеры, кроме захваченных рабынь.

— Долго ли добираться до Алжира? — внезапно спросила Яна. В разговоре с мужчинами она чувствовала себя свободной, Саша и Трессилия, напротив, всегда ждали, чтобы к ним обратились.

— При этом ветре ещё шесть дней. А без ветра... тоже шесть дней, — расхохотавшись, ответил Хайреддин и налил ей вина. Вино он уважал не меньше, чем пустословие, лежащее в основе его религии, и не меньше, чем пустословие, руководившее его жизнью.

— А мне понравится Алжир?

— О да! Это прекрасное место. Там всё белое. Дома белые и красивые. Бухта тоже хороша. Она основательно укрыта — это я сделал её такой. И теперь, когда Алжиром будет управлять паша, он станет настоящим городом. Согласен, Хоук-паша?

— Возможно, — кивнул Гарри.

Внезапно послышался крик вперёдсмотрящего, двадцать четыре часа в сутки наблюдавшего за обстановкой на море.

Хайреддин моментально вскочил.

— Рапортуй!

— Огни по правому борту.

Хайреддин полез в такелаж, его кафтан колыхался на ветру, Гарри последовал за ним. Прищурившись, они различили слабое мерцание огней на горизонте.

— Земля? — спросил Гарри.

— Между нами и Италией нет суши, а Италия всё ещё в ста милях впереди, — сказал Хайреддин. Он спрыгнул на палубу, где собрались командиры. — Сигналь тушить все огни, — приказал он.

— Грести?

— Нет, пока есть бриз. Полная скорость нам понадобится позже. Позови меня, когда бриз утихнет или изменится его направление.

Он вернулся к столу, оказавшемуся в полной темноте с тех пор, как огни были потушены.

— Будет битва? — возбуждённо спросила Яна.

— Битва? — расхохотался Хайреддин. — Нет, нет, моя милая. Стремительная атака, не битва. Но не раньше, чем завтра. Ты можешь крепко спать.

Гарри переживал. На земле, встречаясь лицом к лицу с врагом, ты видишь размер его войска, знаешь, сколько часов будет идти битва. В море ты преследуешь неизвестного врага. Хайреддин сказал, что огни — несомненно кормовые фонари, и, таким образом, корабль впереди следует их курсом.

— Это значит, что они идут с Крита или приблизительно из тех мест.

— Если это венецианцы, то они наши союзники, — сказал Гарри.

Хайреддин ухмыльнулся.

— В море всё не так. Но это точно не венецианцы.

— Откуда ты знаешь?

— Если бы они шли в Венецию, они следовали бы севернее, по Адриатическому морю. Эти же держатся того курса, что и мы, они направляются к Италии и Мессинскому проливу. Таким образом, это неаполитанцы, генуэзцы или испанцы...

— И ты собираешься захватить их, — закончил Гарри.

— Это наш долг перед султаном, — сказал Хайреддин. — Кроме всего, это будет хорошим развлечением.

Хайреддин отправился отдыхать, Гарри остался на палубе. Почти впервые в жизни он так ждал приближающегося столкновения.

К рассвету Гарри задремал и проснулся, испуганный голосом, выкрикивающим приказы. Бриз спал. Хайреддин снова был на палубе, паруса спускались вниз, вёсла погружались в воду. Гребцы вкусили редкую роскошь почти целой ночи сна, теперь вода энергично разбивалась вёслами. Стук барабанных палочек стал частым.

Гарри стоял у леера, всматриваясь вдаль. Огни теперь были намного ближе: очевидно, корабли не имели представления, что их преследуют. Он огляделся и увидел белые завитки, идущие от вёсел других галер, прорезавших спокойное море. Их можно было различить только вблизи.

Темнота стала исчезать. Подошёл Хайреддин. Огни впереди них погасли.

Небо прояснилось, море было серым. С обеих сторон от них галеры рассекали волны; у каждой на борту была пушка, нетерпеливые бомбардиры, сгибаясь над орудиями, осматривали их.

Впереди них двигались три высокобортных округлых торговых судна.

— Генуэзские караки! — рявкнул Хайреддин. — Повезло так повезло!

Гарри кусал губы. Он вспомнил рассказ дяди о том, как его дед, Энтони, осаждал Константинополь, и о том, как генуэзские военные корабли прорвались сквозь турецкий флот к Золотому Рогу; их обитые железом носы ломали вёсла, как соломинки.

Но эти суда была меньшего размера, и управлялись они неопытными командирами. Хайреддин, казалось, в этом не сомневался. Кроме того, это были не военные караки.

Генуэзские торговые суда продолжали спокойно плыть ещё полчаса, пока талеры не приблизились. Бриз почти спал, как это бывало только на рассвете.

Первые лучи поднимавшегося солнца уже пробились сквозь облака, прежде чем вахтенный на караке заметил, что происходит сзади. К этому времени турецкие галеры были в миле от своих жертв.