Алан Савадж - Османец

Её сразу поразили величие и красота этого города. На рассвете он был красивее, чем в другое время суток. Солнце, восходившее на востоке, там, где Анатолия, отражалось в огромных куполах мечетей, освещало развевающиеся знамёна на крепостных стенах, его лучи бросали блики на шлемы и копья стражников.

Пригороды Константинополя между Мраморным морем и проливом были необыкновенно красивы. Когда маленькое судно обогнуло мыс, перед их глазами предстали бухта Золотой Рог и красные крыши Галаты. Над ними высоко поднималась крыша дворца Хоук-паши.

— Этот дом — твой дом, — сказал Гарри, обращаясь к Фелисити.

От восхищения она не знала, что сказать...

Как только две фелюги пришвартовались у причала, собралась толпа народа.

— Хоук-паша... — прошептал какой-то человек, как будто не веря своим глазам.

— Хоук-паша! Хоук-паша вернулся! — подхватили остальные.

— Вы считали, что я погиб? — спросил Гарри.

Очевидно, так оно и было.

Многое предстояло сделать... Диниз остался на причале наблюдать за разгрузкой добычи и пленников. Бедные француженки были скорее мёртвыми, чем живыми, поэтому Диниз распорядился отвести их во дворец Хоук-паши. Их нужно было в течение недели приводить в себя, перед тем как выставлять на продажу.

Увидев Гарри, слуги замерли на галерее его дворца, считая его привидением. Затем они приветствовали его низкими поклонами. Эме сначала молча смотрела на Гарри и наконец прошептала:

— Гарри, мальчик мой... О Гарри. — Силы вернулись, и она бросилась в его объятия. — Люди говорили, что ты умер. Хайреддин сказал, что ты мёртв.

— Хайреддин здесь?

— Почти месяц он был в Константинополе, восстанавливая свои суда, которые сильно пострадали во время шторма.

Гарри вздохнул с облегчением. Если жив Барбаросса, они отомстят за резню в Тунисе.

— Туглук тоже здесь? — с надеждой спросил Гарри.

— Туглук?

— Туглук был с Барбароссой. — Гарри смотрел на Эме, с замиранием сердца ожидая, что она скажет.

— Я сама не говорила с Барбароссой, — сказала она, падая на диван. — Я знаю только то, что говорят люди. Хайреддин не появлялся у нас дома.

— Давно ли он вернулся? — мрачно спросил Гарри.

— Что-то около месяца назад. Знай я, что Туглук был с ним, я отыскала бы его...

— Он знает, что произошло в Тунисе?

— Да. Весь Константинополь знает об этом. Император разослал послов похвастаться тем, что разгромил пиратов. Я думала, что Туглук был в Тунисе... или с тобой.

Эме прикусила губу, потом взглянула мимо Гарри на Фелисити.

— Позаботься о ней, — сказал Гарри. — Она очень молода и испугана.

— А также очень красива; — добавила Эме, посмотрев на Гарри. — Джованна одобрила бы твой выбор.

— Что с мамой? — Уже который раз за эти несколько минут Гарри казалось, что его сердце вот-вот разорвётся.

— Бог мой! — Эме побледнела. — Я отправляла тебе послание в Тунис.

— Скажи мне сейчас, — попросил он.

— Джованна умерла весной. Её последние слова были о тебе, Гарри.

— Где её похоронили? — спросил Гарри упавшим голосом.

— Рядом с твоим дядей и отцом.

— Я должен пойти к ней на могилу. А потом я отправлюсь к султану. И к Барбароссе. Мне предстоит многое сделать, тётя, поэтому я оставляю свою молодую жену на твоё попечение.

— Жену? — удивилась Эме.

— Я так решил. Ей придётся заменить многих.

— Я прослежу, чтобы девушку подготовили для тебя. Жаль, что она не говорит по-французски.

— Я знаю кое-что по-французски, мадам, — вмешалась Фелисити.

— Значит, ты поняла, что эта госпожа будет заботиться о тебе, пока я не вернусь, — сказал Гарри и добавил по-турецки: — Я не хочу, чтобы её брили, тётя.

Эме всё поняла.

Гарри ушёл из дома сразу после того, как помылся и переоделся. Он переправился через Золотой Рог; люди повсюду приветствовали Гарри, едва завидев высокого человека с рыжей бородой. Гарри спешил, зная, что по субботам султан посещает новую мечеть. Эта мечеть Сулейманийе была больше и богаче Святой Софии. Гарри надеялся застать султана там.

Но он пришёл слишком поздно, кругом были толпы народа, янычары стояли в оцеплении. Гарри с трудом пробирался сквозь толпу. Даже Хоук-паша не мог нарушить эту церемониальную процессию султана. Вынужденная отсрочка дала Гарри возможность собраться с мыслями.

Гарри почему-то чувствовал, что разгром Туниса и уничтожение всего того, что было у него в этой жизни, предвещают конец и ему самому. Смерть матери и, вероятно, смерть старшего сына Туглука лишь усугубляли его трагедию. Но вокруг него мир продолжал жить, и мир этот был прекрасен.

Его окружали великолепные здания, город отстраивался и становился почти не узнаваемым. Ему на память пришли рассказы о дымящихся руинах, в которые был превращён город после его захвата в 1453 году, и о медленном восстановлении Константинополя Мехмедом Завоевателем. Гарри помнил землетрясение, разрушившее крепостные стены в 1508 году. В момент его возвращения с Селимом Грозным последствия катастрофы были ещё хорошо заметны.

Селим не заботился о восстановлении города, а Сулейман с помощью гениального архитектора Синана превратил Константинополь в самый прекрасный город в мире. Никаких следов разрушения вокруг старого Византия уже не было. Теперь Константинополь стал перекрёстком всех дорог мира, здесь люди любой расы и всех вероисповеданий наслаждались миром и процветанием под правлением дома Османов. Это была заслуга Сулеймана. Мехмед позволил грекам поселиться в этом городе и открыл его для всех, кто хотел заниматься торговлей, но он и два следующих султана считали единственным законом империи «аный», сфера действия которого распространялась только на турок. Сулейман много работал с муфтиями, имамами и прочими знатоками исламского закона. Вместе с ними он разработал специальные статьи, оговаривающие права иноверцев. Теперь все люди защищены законом, и вдобавок к своим военным достижениям Сулейман прославился ещё и как Законодатель.

Сулейман был любим народом, потому что часто появлялся на людях, как ни один другой султан со времён Мехмеда. Но в отличие от Завоевателя его выходы всегда были обставлены очень торжественно, как ни у одного другого правителя в мире.

Процессия приближалась. Сначала шли янычары. Их белые султаны подрагивали в такт шагам, жёлтые сапожки стучали по мостовой. Глаза их сверкали, как будто бросали вызов, приглашай помериться удалью. Далее на породистых жеребцах, украшенных великолепными плюмажами, двигались сипахи.

На некотором расстоянии шла свита султана, возглавляемая двумя придворными в окаймлённых мехом одеждах. Они держали серебряные шесты, которыми ударяли о землю. Позади них шёл Ибрагим, облачённый в золотые одежды; его голову украшал конический, перехваченный золотыми кольцами тюрбан. Гарри облегчённо вздохнул, увидев, что все его друзья на прежних местах.