Алан Савадж - Османец

— Сначала мы решим вопрос с Дориа, а уж потом... — пообещал ему Гарри. — Ты никогда не видел таких земель, они просто жаждут, чтобы ты собрал с них урожай.

Гарри послал Диниза, которому абсолютно доверял, организовать личную встречу с великим везиром, а сам вернулся во дворец Хоуков.

— Ты очень изменился, — сказала Эме. — Должно быть, ты сильно устал.

— Я действительно очень устал, — согласился Гарри. — И, возможно, поэтому чувствую себя совсем другим человеком.

— Султан простил тебе поражение?

— Это не было поражением, тётя. Султан дал мне возможность построить новый флот.

— Когда ты в следующий раз вернёшься, я буду мертва, — вздохнула она.

— Новый флот будет у нас только через год, а ты будешь жить вечно. Но сейчас я должен пойти к невесте.

— Гарри... — Эме взяла его руку. — Она ещё совсем ребёнок.

— Почему? Ей наверняка уже есть пятнадцать лет. Трессилия была не старше. И Яна тоже. Ты сама рассказывала, что вышла замуж за дядю, когда тебе было четырнадцать...

— Это было давно. — Эме прикусила губу. — И, Гарри, учти, что Трессилия была наполовину турчанкой, а Яна — варваркой. Эта же — юная леди. — Она криво улыбнулась. — Такие девушки более беззащитны, чем кто-либо из тех, кого ты знал.

— Ты сказала Фелисити, что с ней должно произойти? — нахмурился Гарри.

— Разве ты отсутствовал полгода или год? Что я должна была объяснить ей за эти несколько часов? Я сказала только, что независимо от того, что произойдёт, у тебя доброе и мягкое сердце.

— Я приложу все усилия, чтобы быть таким.

— Будь с ней помягче, умоляю тебя. Возможно, ты поймёшь, что обладаешь настоящим богатством.

Гарри взбежал по лестнице в свои покои. Он не спал на этой кровати два года. Последний раз он держал здесь Яну в своих объятиях.

Рабыни, открывая двери, низко поклонились. Фелисити стояла у открытого окна, глядя на Золотой Рог и портовую суету. Вёз сомнения, она видела, как Гарри возвращался...

Наконец Фелисити обернулась. Эме нарядила её как турчанку, у Гарри перехватило дыхание. В ней не было Яниного сластолюбия, которое сводило Гарри с ума, но девственная чистота и стройность Фелисити не менее возбуждали его.

Золотые кудри девушки были тщательно расчёсаны и в продуманном беспорядке спадали на плечи. Бледно-голубая феска неуклюже сидела на её голове. Бледно-голубой короткий жакет обтягивал её обнажённую грудь, оставляя лишь белую полоску тела; Фелисити старалась стянуть его руками. Ещё одна полоска белела ниже — её девичий живот. Шаровары не позволяли увидеть ничего, кроме очертаний её ног и тёмного пятна внизу живота, свидетельствовавшего, что Фелисити уже женщина. Гарри и девушка, не отрываясь, смотрели друг на друга, потом взмахом руки Гарри отослал слуг.

Гарри направился к ней, она сделала реверанс. Феска сползла с её головы, Фелисити нервно хихикнула, пытаясь подправить её.

— Я потренируюсь, — выдохнула она и залилась румянцем.

Затем она поняла, что её жакет распахнулся, и быстро стала стягивать его. Но руки Гарри оказались там раньше...

Груди её были девичьими, едва обозначенными холмиками, что делало их ещё более приятными. Он дотронулся до сосков и увидел, как они набухли; дрожь пробежала по её телу.

— Сколько тебе лет? — спросил Гарри.

— Пятнадцать, хозяин. — Она облизнула губы.

Гарри снял жакет и увидел её светящуюся белую кожу. От ветра и солнца лицо девушки немного заветрилось, но на теле кожа оставалась безупречно белой. От ловкого движения руки Гарри её шаровары упали на пол. И вновь его поразила эта девичья стройность, узкие бёдра, гладкие как шёлк, твёрдые холмы ягодиц.

«Будь с ней помягче», — просила Эме...

Гарри взял Фелисити на руки. Она обняла его за шею и сбросила туфли. Гарри хотелось кричать от радости. Фелисити знала, что с ней произойдёт, и не боялась этого. Но он знал, что должен вести себя с ней как христианин. По крайней мере, в первый раз...

Он положил её на кровать и начал целовать её в губы. Это было первый раз с момента того драматического исчезновения с английских берегов. Дыхание её было сладким, поцелуи страстными.

Он снова и снова ласкал её грудь, и зрачки её расширились. Когда он погладил её между ног, она глубоко задышала.

Он не отважился лечь на это хрупкое существо. Он встал на колени между её ног и поднял её маленькие ягодицы... Она продолжала смотреть на него, рот её был приоткрыт. Он закрылся с выдохом боли при его проникновении и затем открылся снова. Глаза её оставались открытыми всё это время.

Всё ещё держа её ягодицы, Гарри оставался в таком положении, пока его страсть не утихла. Затем отпустил её, и она соскользнула вниз по его бёдрам.

— Я научу тебя любить, — пообещал он.

Фелисити всё ещё тяжело дышала, лицо по-прежнему заливал румянец.

— Я буду рада, хозяин, — тихо сказала она.

Встреча с Ибрагимом прошла совершенно обычно. Хоквуду нужна была подпись великого везира для получения большой суммы денег. Гарри внимательно всматривался в друга. Ему не показалось, что Ибрагим подозревает что-то неладное. Гарри убедился, что никто не может слышать их разговор. Он положил перед Ибрагимом лист бумаги.

— Делай вид, что просматриваешь документы, и внимательно слушай меня, — приказал Гарри.

Ибрагим удивлённо поднял брови, но выполнил приказ Хоквуда.

— Помнишь, лет пять-шесть назад мы говорили с тобой о Рокселане и её влиянии на султана?

— Да, тогда я был немного встревожен.

— А теперь нет?

— С тех пор прошло шесть лет, а я по-прежнему великий везир и доверенное лицо султана.

— Ты его заклятый враг — вот как он считает.

Ибрагим нахмурился. Гарри подробно рассказал ему о подозрениях Сулеймана.

— Абсурд, — запротестовал Ибрагим. — Я не мог запретить янычарам произносить моё имя наряду с его именем во время нашего пребывания в Персии... и, кроме того, я выиграл несколько сражений до того, как он там появился.

— В этом-то всё и дело. Он завидует твоему успеху. Несмотря на всё своё великолепие, Сулейман — живой человек. Ты не должен вести себя так, как будто ты самый богатый и самый всесильный.

— Да, я построил себе пару дворцов... и значит поэтому я предатель? Поверь, Гарри, я с трудом верю в этот бред.

— Можешь не верить, но ты рискуешь.

— Что же мне делать? Поднять восстание и на самом деле стать предателем, раз так обо мне думает Сулейман? Отличное завершение двадцати лет близких отношений.

— Не надо поднимать восстание, — сказал Гарри. — Если бы ты сделал это, я бы противостоял тебе. Будь я на твоём месте, я попросил бы об освобождении от своих обязанностей и вышел бы в отставку.

— А вдруг султан после этого начнёт подозревать меня в ещё больших грехах? Нет, нет... Я буду осторожнее. Благодарю тебя за предостережение. Если это происки Рокселаны — а она действительно хочет убрать меня, — в таком случае предупреждённый — значит вооружённый. Она всего лишь наложница, а я — великий везир.