Алан Савадж - Османец

Эме, Фелисити и слуги сели на корабль за полчаса до отплытия. Эме очень волновалась, а Фелисити была счастлива снова оказаться в море.

— Мы поселимся там? — спрашивала она. — В Тунисе?

— Сначала в Алжире. О Тунисе мы подумаем.

Барбаросса был менее воодушевлён. Девять месяцев жизни в Константинополе сделали своё дело.

— Я старею, Гарри, — сознался он. — Теперь я понял, как приятно жить в роскоши.

Гарри знал, что старому пирату уже далеко за семьдесят. Всё своё состояние он потратил на красивых девушек, которых покупал на рынке рабов.

— Я хотел взять с собой некоторых девушек, — с тоской в голосе сказал Барбаросса. — Но нам надо сражаться, а не заниматься любовью.

«Я должен создать новый дом», — напомнил себе Гарри.

Пересекая Средиземное море, они не встретили никого, за исключением случайных судёнышек. Гарри собирался дойти до Алжира без сражений.

Город мирно купался в лучах летнего солнца. Ал-Рашид рассказал им, что за это время испанские суда на порт не нападали. Император, очевидно, считал, что турецкий флот окончательно выбит из Туниса.

Барбаросса провёл свои корабли за мол и приказал убрать мачты, чтобы никто не знал, какими силами он располагает.

К тому времени было уже слишком поздно для сражений — вскоре наступала пора зимних ветров. Они спокойно могут провести полгода, за это время Фелисити родит сына. Бледнокожего, голубоглазого желанного мальчика, которого Гарри назовёт Энтони в честь величайшего из Хоквудов.

Фелисити была счастлива, как и Эме. Женщинам нравился Алжир. Если город и не был так великолепен, как Константинополь, то местный климат был гораздо лучше, особенно зимой; к тому же здесь единовластно правил Хоук-паша.

Гарри купил арабку по имени Айша, примерно того же возраста, что и его жена, чтобы она помогала ухаживать за маленьким Энтони и не давала скучать Фелисити.

Гарри прибыл сюда также для того, чтобы отомстить за Тунис. Весной он и Барбаросса вывели флот в море. Их путь был безопасным, но они не сомневались, что в Генуе и Мадриде уже известно о том, что турецкие галеры находятся в Западном Средиземноморье.

А в следующем году, обогнув «итальянский сапог», они узнали, что генуэзский флот замечен в этих водах неделей раньше.

— Они пошли на север в Адриатику, — сказал капитан, сообщивший эту новость.

— К Ионическим островам, — предположил Барбаросса. — Там мы сразимся с ними.

Они выстроили суда в три колонны. Гарри был полон решимости не дать врагу уйти. Барбаросса вёл центральную, Гарри — правую, ближнюю к берегу, и Драгут — левую.

Через неделю они заметили группу кораблей, появившихся из-под прикрытия островов, расположенных вдоль западного побережья Греции. Флаги были подняты на основную мачту галеры Барбароссы, загремели барабаны.

Гарри чувствовал, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он ходил в военные походы с пятнадцати лет, но сейчас должна была начаться первая широкомасштабная морская битва, в которой он примет участие.

На флагманском судне Барбароссы участились удары вёсел. Гарри отдал приказ следовать его примеру, и огромное судно, двести футов в длину от носа до кормы, понеслось по гладкой воде. Рабы, истекая потом, жевали деревянные кляпы.

Генуэзцы уверенно приближались, над их кораблями развевались флаги и вымпелы. Их адмиралы были, без сомнения, удивлены как численностью турок, так и размерами кораблей... У Гарри создалось впечатление, что Дориа уже хотел было отказаться от сражения, если бы мог.

Турки понеслись на своих противников. Пушка дала залп, и ядро врезалось в корпус судна противника, разламывая вёсла; корабль потерял управление. Генуэзцы дали ответный залп, но он не попал в цель.

Гарри отдал приказ перезарядить орудия на всех кораблях, и теперь каменные ядра были заменены чугунными снарядами.

Пушки снова выстрелили. Но у генуэзцев тоже были пушки, и Гарри не забывал об этом. Некоторых из его людей сбило с палубы, затем оба корабля столкнулись. Грохот при этом напоминал тот, что обычно сопровождает столкновение всадников в полном вооружении. Гарри отпустил штурвал, и гребцы, быстро вставив вёсла в уключины, втянули их внутрь корабля как можно быстрее. Генуэзцы были менее расторопны, поэтому некоторые вёсла на их судне отрезало. Корабли дали задний ход. Люди стреляли и бросали котелки с кипящим маслом друг в друга. До того, как турки захватили этот корабль, они успели протаранить ещё одно генуэзское судно.

Гарри обнажил саблю и пропустил вперёд моряков. Несколько минут шла жестокая схватка, большинство генуэзцев были убиты, оставшиеся в живых попрыгали за борт, а их судно скрылось под водой.

Грохот стоял невообразимый — триста кораблей участвовали в этой схватке. Куда ни падал взгляд Гарри, везде были турецкие корабли. Он понял, что генуэзцы просто пробиваются сквозь суда противника, чтобы выйти в открытое море. Гарри приказал перезарядить пушки и стрелять как можно быстрее. Затем дал сигнал преследовать врагов, когда те направились к югу, собираясь выйти из Адриатического моря.

— Твой приказ отменен, Хоук-паша, — сказал Диниз.

Гарри взглянул на флагманский корабль. Барбаросса сигналил, что надо перестраиваться. Он посмотрел направо и налево. Больше десятка галер уже скрывались под водой, их команды отчаянно боролись за жизнь, рабы с воплями тонули. Восемь галер были генуэзскими и четыре — турецкими. Ещё с десяток галер замерли с поднятыми вёслами; это означало, что они захвачены турецкими корсарами, и теперь их экипаж будет пленён.

Скорее всего это победа, но вряд ли окончательная и, конечно, это не месть за разорение Туниса. Но генуэзский флот был уже далеко...

Гарри приказал спустить шлюпку и грести по направлению к флагману.

Барбаросса сидел в кресле на палубе, врач перевязывал ему руку.

— Ты тяжело ранен? — спросил Гарри.

— Меня ударили мечом. Болезненно, но рана чистая.

— Надо было преследовать их.

— Я знаю... Но я устал. Я слишком стар, чтобы вести такие сражения. Всё же мы выиграли. — Он указал на землю в отдалении. — Там находится Превеса. Назовём это сражение битвой при Превесе.

— Вряд ли о ней стоит много говорить.

— Ты так считаешь? Я думаю, люди не согласятся с тобой.

Отовсюду доносились рёв труб и радостные крики турок, решивших, что они победили.

— Сулейман хотел победы, он её получил, — сказал Барбаросса. — Победа — это то, чем я должен закончить путь, и победа — это то, чего я добился. Я возвращаюсь в Константинополь.

— Но почему? Мы должны ещё раз сразиться с Дориа и с испанцами.

— Это дело для молодого человека, — сказал Барбаросса. — Мне скоро восемьдесят, пора на покой. — Он указал на судно Драгута. — Вот человек, достойный командовать флотом, Хоук-паша. Он не менее талантлив, чем я. А я отправлюсь в Высокую Порту и сообщу о твоей победе.