Алан Савадж - Османец

Сидя у стены, Энтони думал о Барбаре и сыновьях. Ему пришлось поверить, что Мочениго сдержит слово и отошлёт их в безопасное место во дворец Корнаро... и что Барбару примут в семье. Если это произойдёт, значит, три сына вырастут и послужат Венеции и христианскому миру.

От усталости и напряжения Энтони задремал и проспал почти весь день. Он проснулся от того, что свалился с шара и упал в воду. Крысы с визгом бросились врассыпную.

Свеча догорела. Энтони немного постоял, надеясь, что его одежда быстрее высохнет. Затем услышал звук отодвигаемой защёлки.

Вряд ли он пробыл в камере двадцать четыре часа, значит, скорее всего его будут пытать.

Он смотрел на открывающуюся дверь и слышал, как гулко бьётся его сердце.

Вошёл тюремщик с фонарём в руках. Его сопровождал какой-то пожилой, богато одетый человек. Его лицо, обветренное и обожжённое солнцем, было грубым.

Хоквуд сразу понял, что перед ним моряк, такой же, как он сам. Да и кем ещё мог быть этот человек...

— Хоук-паша! Для меня большая честь находиться рядом с тобой, — сказал человек и представился: — Я Себастьяно Виньеро.

— Примите уверения, что я чувствую то же самое, — ответил Энтони. Он знал, что адмирал Виньеро командовал венецианским флотом и, несмотря на свои семьдесят пять, был решительным воином.

— Ты действительно покинул султана и намерен воевать на нашей стороне? — спросил Виньеро.

— Я надеялся на это, — Хоквуд посмотрел на закованные ноги, — но, кажется, у меня нет возможности.

— Расковать его! — приказал Виньеро и показал тюремщику какой-то пергамент.

Тюремщик, посмотрев на печать, снял с пояса ключи и наклонился, чтобы отомкнуть цепи.

— Тебе не причинили вреда? — спросил Виньеро.

— Нет, монсиньор.

— Хорошо. Тогда ступай со мной.

Пройдя по нескольким коридорам, Энтони, в конце концов, оказался во дворе. Здесь его ждали какие-то люди, они дали ему просторный плащ.

— Завернись в плащ и держи его покрепче, — предупредил Виньеро. — Ты должен скрыть свою бороду.

Теперь Хоквуда проводили по ступенькам к каналу, где его ждала гондола. Вместе с Виньеро они сели в неё, и лодку оттолкнули от берега. Несколько мгновений Энтони наслаждался солнечным светом, пробивавшимся сквозь ряды домов по обе стороны канала.

— Пойми, — предупредил Виньеро, — если ты сбежишь от меня, то встретишь свою смерть здесь, в Венеции.

Хоквуд кивнул. Его интересовало, что последует дальше.

Гондола пересекла канал, они поднялись на берег по ступенькам, поднимавшимся прямо из воды, и оказались перед распахнутой дверью. Хоквуд обнаружил, что находится в бесконечно длинном коридоре, наполненном водой и крысами.

Они ещё раз поднялись по ступенькам и прошли через какой-то зал, освещённый полуденным солнцем. Наконец они оказались в маленькой комнате, стены которой были заставлены книжными полками; посреди комнаты стоял огромный стол, заваленный бумагами.

За столом сидел Алвизо Мочениго.

— Извини за эту головоломку, синьор, — сказал дож. — Но это было необходимо. Садись.

В комнате было ещё два стула. Одежда Хоквуда оставалась липкой от сырости, поэтому он сел на краешек одного из них. Виньеро занял другой.

— За то, чтобы тебя казнить, проголосовало на два человека больше, — сказал Мочениго. — Если я хочу оспорить решение большинства Совета Десяти, то должен привести самые веские доказательства. Я случайно узнал, что люди голосовали не столько против тебя, сколько за то, чтобы разорвать союз, который мы подписали с папством и Испанией. Они хотят положить конец нашим потерям и вновь заключить мир с Портой.

Это нельзя назвать малодушием. Трудно изменить отношения, сложившиеся в течение поколений. Многие годы мы союзничали с турками, и среди нас есть люди, которые верят, что наша истинная судьба — быть сторонниками Османской империи. Им кажется, что мы должны сдать Кипр, уступив требованиям Селима, и искать с ним мира...

Я не такой человек, Хоук-паша. Эти примиренцы боятся и к тому же ненавидят папство. Так ведут себя большинство венецианцев. Христианский мир не доверяет нам, потому что мы — республика, наша форма правления претит им. Мысль о том, что мы богатая преуспевающая республика, невыносима многим.

Я хорошо понимаю всё это, но теперь настало время решать, какая из этих сил больше угрожает независимости Венеции: папство или Порта. По-моему мнению, это Порта. — Дож замолчал и пригубил вино из бокала, стоявшего на столе. — В Пие V я вижу единомышленника.

Виньеро наполнил другой бокал и предложил его Хоквуду. Энтони только прикоснулся губами к его краям.

— Я верю, — продолжил дож, — как верят и остальные, среди которых адмирал Виньеро, что мы можем нанести решительный удар по туркам только на море. Я думаю, что и ты понимаешь это. Запад посылал бесчисленные армии на Порту, все они были разбиты. В последние тридцать лет турки смогли захватить контроль над морем только благодаря нашему бездействию и разобщённости. За это время они — и ты — создали величайший флот в мире, по возможностям превосходящий любой флот Запада. И всё же этот зверь терпел поражение на море, не так ли?

— Да, — признал Энтони.

— Значит, он снова может быть разбит, если мы противопоставим ему подходящие корабли, мужественных людей и способных командиров. Все они собираются сейчас в Мессинском проливе... но с целью освободить Фамагусту. Как только известие о падении Фамагусты дойдёт до них, боюсь, что этот союз распадётся и адмиралы поведут свои эскадры по домам. Это будет катастрофой, потому что вряд ли такая сила сможет когда-либо ещё собраться. Я решительно настроен не допустить этого, что бы ни думали об этом кое-кто из моих коллег. Я верю, что ты принесёшь большую пользу нашему делу, синьор, если отправишься в Мессину и воодушевишь командиров своей решимостью, чтобы они, преодолев подозрения, вышли в море прежде, чем услышат о Фамагусте.

— Я хочу этого, — твёрдо сказал Энтони.

— Я буду рядом с тобой, — добавил Виньеро.

— Есть ещё одна причина, по которой я хочу использовать тебя, Хоук. Повторю: нам нужны не только корабли, но и командиры, способные разбить турок. У нас таких нет, — подвёл итог Мочениго.

Энтони удивлённо взглянул на Виньеро.

— Адмирал знает, о чём я говорю, — улыбнулся Мочениго. — Победы в морских битвах не обеспечиваются только гениальностью командующих. Они появляются в результате сплава гениальности и опыта. Опыта-то нашим командирам и не хватает, потому что ни один из них не вёл бой с турками. А верховный главнокомандующий... ты слышал о нём.

— Дон Хуан Австрийский.

— Он совсем мальчик и назначен только потому, что Филипп Испанский так захотел. — Мочениго скривил рот. — Испанцы ощутимо превосходят нас по флоту.