Алан Савадж - Османец

Мотив отказа короля был прост. Вильям ничего не знал о правилах этих поединков, а если бы его ранили или даже убили... смерть иностранного посла — очень щекотливое дело. Вильям сожалел, что ему не дозволено испытать оружие, но у него не было сомнений, что он лучший наездник, чем любой французский рыцарь, и вскоре овладеет искусством ношения доспехов. Всё же идея сражения в таком весе и таком состязании — рыцарей приходилось поднимать с земли и сажать в сёдла краном, а если они падали, то могли лежать, как выброшенные на берег киты, даже не в состоянии двигаться — была смешной и казалась лишней тратой времени. Невозможно придумать доспехи, которые защитили бы от артиллерийского снаряда.

Это последнее обстоятельство было очевидной причиной дружбы короля. Вильяму показали, чем вооружена французская армия, его пригласили дать уроки мастерства канонирам и дать советы по модернизации пушек. К этому он был готов. Так же, как и Людовик, он находил французскую армию очень слабой, её шансы достойно сразиться с турками на поле боя были невелики. Равноценно он был готов принять заявление короля, что военные действия между Англией и Францией закончены. Французская артиллерия была гораздо слабее той, которой командовал его отец. Таким образом, Вильям охотно инструктировал канониров в тактике и манёврах, особенно уделяя внимание сосредоточению в ударную группу. Как и все европейские артиллерии, французы располагали пушку перед каждой бригадой вместо того, чтобы сконцентрировать огонь в одном месте — Энтони Хоквуд понял это по опыту осады Константинополя.

Нет необходимости говорить, что ценные советы Вильяма и восхищение Людовика его доблестью вряд ли сблизили его с французской аристократией, которая не одобряла артиллерию вообще. Противостояние знати возглавила старшая дочь короля Анна. Анна — одна из немногих женщин при французском дворе — не приняла этой любви с Востока. И делала она это очень недвусмысленно. Она, конечно, никогда не унаследовала бы трон по Салическому закону [59] С а л и ч е с к и й з а к о н (Салическая правда) — сборник обычного права салических франков. Записан в начале VI в. , но беспокойство вызывало её влияние на наследника Карла, болезненного и уродливого мальчика двенадцати лет, низкие умственные способности которого позволяли им легко манипулировать. Скорее всего Карл мог стать следующим королём Франции, и его враждебность нельзя было игнорировать.

Недовольство королевской семьи сложившейся ситуацией росло. С наступлением зимы король почувствовал себя хуже чем когда-либо и, устав от скучной жизни двора, уехал в загородный замок Плесси, расположенный в холмистой местности Турен. Вместе с ним поехал его любимец. Вильям понимал, что, пока король жив, ему нечего опасаться. Не получив к Рождеству никаких новостей из Константинополя, Вильям впал в отчаяние. Он находился при дворе французского короля вот уже полгода.

— Терпение, мой мальчик, — ободрял его Людовик. — Терпение — величайшая из добродетелей. В конце концов новости будут. Но если даже и нет... тогда твой дом будет здесь. Если бы ты принял такое решение, я был бы рад.

— Ваше величество слишком добры, — как-то настороженно пробормотал Вильям.

— Ты боишься будущего, — сказал Людовик. — Предположи, что я сделаю его для тебя безопасным.

— Сир? — Вильям не имел представления, что король имел в виду.

Людовик только улыбнулся, но неделей позже раскрыл свои планы.

Если короля не было в Париже, это не означало, что он отсутствует на, своём посту правителя Франции. Погода стояла ужасная, на дорогах лежал снег толщиной в несколько футов, но всадники, постоянно прибывавшие к замку, привозили всю необходимую королю информацию. Министры должны были оставлять свои магазины и конторы и регулярно приезжать к королю. Часто их сопровождали семьи на случай, если понадобится задержаться на несколько дней или даже недель, если погода окажется необычайно суровой.

Их приезды и отъезды были нескончаемыми, и в этой смене людей и лиц трудно было кого-то запомнить. Но в тот день Людовик подвёл Вильяма к окну, выходившему во двор, и показал на группу всадников — мужчин и женщин, спешивавшихся с коней. Их лица раскраснелись от мороза, плащи были запорошены снежной пылью.

— Это Жак Ферран и его семья, — пояснил Людовик.

Вильям, конечно, встречал Феррана, который участвовал в заседаниях Королевского совета. Однако ему не было известно семейное положение торговца, жёны и дочери людей среднего класса не принимались ко двору.

— Я думаю, что Ферран — самый богатый человек в моём королевстве, — продолжил Людовик. — Возможно, он богаче, чем я.

Вильям нахмурился.

— Теперь внимательно посмотри на четвёртую справа фигуру, — предложил Людовик.

Вильям прищурился. Четвёртая фигура была очень маленькой, казалось, что это ребёнок.

— Эме двенадцать лет, — подтвердил Людовик. — Но вглядись получше.

Ферран и его семья подошли к лестнице, ведущей в апартаменты для гостей. Оказавшись под козырьком крыши, они отбросили свои капюшоны. Вильям не видел ни Феррана, ни его жену, ни двух младших дочерей; он смотрел на ту, которую звали Эме. Копна нежнейших бледно-золотистых волос украшала очерченное в виде сердечка лицо со вздёрнутым носиком, широко посаженными глазами и острым подбородком. Лиц такой необыкновенной тонкости и прелести Вильям не видел никогда.

— Не правда ли удивительно, что самый богатый человек в королевстве обладает и самой красивой дочерью? — заметил Людовик. — Эме — прямая наследница Феррана. К её красоте добавится ещё и несказанное богатство. Обладатель этого должен быть бесстрашным мужчиной. Её муж, конечно, будет вынужден жить во Франции. — Он взглянул на ошеломлённого Вильяма. — Но подумай об этом, Вильям. Если твой хозяин окажется сговорчивым, и принц Джем будет отправлен в Константинополь, и твоя семья будет спасена... Что ждёт там тебя? Твоя жена и дети мертвы. Подумай, есть ли на самом деле у тебя причина возвращаться в эту варварскую землю? Здравый смысл должен подсказать тебе остаться здесь. — Он замолчал, ожидая, пока смысл его слов дойдёт до Вильяма, а потом продолжил: — Я говорил со старым таком, он согласен на моё предложение. — Людовик цинично улыбнулся. — К тому же я предложил даровать ему дворянство. Теперь пойдём. Не затруднит ли тебя познакомиться со своей будущей невестой?

«Мне, наверное, следовало бы отказаться, — думал Вильям. — Ведь я варвар, человек чуждых традиций и ещё более чуждых мыслей». Не упадёт ли в обморок это очаровательное дитя при виде такого чужестранца? Не поклянётся ли она скорее убить себя, чем отдать своё тело турку?