Алан Савадж - Османец

— Вы очень красивый мужчина, синьор.

— Ну вот, — сказал Борджиа. — Твоё будущее обеспечено. Моя дорогая Лукреция оценила твои достоинства.

Ужин, начавшийся около десяти вечера, длился до двух часов ночи. Блюда сменяли друг друга, подавались огромные кувшины вина. С непривычки у Хоквуда закружилась голова, но, когда Борджиа вдруг выбросил мешок на середину зала, сознание его прояснилось. Из мешка рассыпались золотые монеты.

Гости, предвкушая удовольствие, захлопали в ладоши, несколько женщин встали.

— Только без помощи рук, — объявил Борджиа, — и без тряпок...

К удивлению Вильяма, женщины мгновенно разделись под одобрительные возгласы гостей. Обнажившись, они протянули руки слугам, которые связали их у каждой за спиной. Женщины побежали в главный зал и, упав на колени, начали хватать монеты зубами.

Весь зал, казалось, заполнился поднятыми задами, трясущимися грудями, напряжёнными мускулами живота и бёдер, разметавшимися волосами и криками. Женщины кусались, отталкивая друг друга от монет.

Взглянув на Борджиа, Вильям обнаружил, что тот похотливо улыбается.

— В любом случае все они шлюхи...

Вдруг одна из женщин, удерживая монету зубами, подбежала к столу и выплюнула её на скатерть перед Вильямом.

— Я выбираю тебя своим опекуном, монсиньор, — сказала она и помчалась обратно к дерущимся.

Борджиа захлюпал в ладоши.

— Ну вот! На твоём счету ещё одна победа. Теперь это Маргарита — молодая женщина.

Вильям хотел увидеть, как реагирует маленькая девочка на это непристойное зрелище. Её глаза горели от возбуждения, она хлопала в ладоши Каждый раз, когда кто-нибудь из женщин добивался успеха.

Каждый мужчина в зале был возбуждён, каждый аплодировал своей любимице — все женщины выбрали опекунов, чтобы быть богатыми. Маргарита действительно оказалась самой ловкой — перед Вильямом уже лежали пять золотых монет. Наконец Борджиа встал и призвал всех остановиться.

— Достаточно! — закричал он. — Пусть начнётся поединок!

Вильям не имел понятия, что должно произойти далее, но так как все мужчины встали, он последовал их примеру. Тем временем слуги развязали женщинам руки. К удивлению Вильяма, Маргарита бросилась к нему — её тело дрожало от возбуждения, волосы развевались — и вскочила на стол, разбивая дорогие тарелки. Прежде чем он успел издать хоть какой-нибудь звук, Маргарита забралась ему на плечи и оседлала его, её лоно было прижато к его шее.

— На поединок, монсиньор! — закричала она. — На поединок!

Все остальные мужчины также были осёдланы, за исключением кардинала, который вместе с дочерью продолжал смеяться и хлопать в ладоши. Оседлавшие своих «коней» теперь подгоняли их вперёд в основной зал, где началась грандиозная битва, в ходе которой женщины стремились уронить друг друга на пол.

Вильям, ухвативший Маргариту за бёдра, внезапно столкнулся с каким-то священником. Женщины, сидевшие у мужчин на плечах, боролись так, как будто их жизнь зависела от победы в этой схватке. Вильям постоянно тыкался головой в голые животы остальных наездниц — они громко кричали, но что это им доставляло — удовольствие или боль, — он не мог сказать. Внезапно одна из женщин издала жалобный крик и, потеряв опору, опрокинулась назад.

— Кто следующий? — в восторге орала Маргарита, размахивая мокрыми от пота руками и блестящей грудью; её бёдра обхватывали шею Вильяма.

Из-за размеров Вильяма и нетерпения Маргариты никто не мог долго противостоять им. Внезапно необычный турнир закончился, Вильям стоял среди разбросанных по залу тел. Он чувствовал, что его возбуждение сейчас перельётся через край.

— Победа! — Борджиа вскочил на ноги. — За победу — награда!

На столе появился ещё один мешок с золотыми монетами, и теперь кардинал протягивал его победившим. Маргарита быстро схватила его и прижала к груди. Она всё ещё сидела на плечах у Вильяма, направляя его к выходу из зала.

— А как же твоя одежда? — останавливаясь, спросил Вильям.

— Мне не нужна одежда, монсиньор, — засмеялась она, — во всякой случае сейчас.

Всё ещё охваченный пламенем возбуждения, Вильям отнёс Маргариту в спальню. Отпустив слуг, он положил её на кровать. Она широка раскинула ноги, её тело пылало от возбуждения.

Нельзя сказать, что Маргарита была красавицей, но она была самой привлекательной из всех приглашённых женщин. А также она была совсем другой для Вильяма. Как все турецкие женщины, Серета брила волосы на лобке. Глядя на Маргариту, Вильям понял, что никогда не предполагал, Что у женщин может быть такая пышная растительность. Сорвав с себя одежду, он бросился на женщину.

Маргарита только посмотрела на него и внезапно пронзительно закричала:

— Еврей! Мой Бог, он еврей!

Вильям потянулся к ней, но она выскользнула из-под него и побежала к двери.

— Еврей! — снова крикнула она. — Я искушена евреем!

В коридоре появились слуги, но она прорвалась сквозь них в обеденный зал, где всё ещё находились Борджиа и другие гости.

— Еврей! — кричала она. — Спасите меня!

Вильям хотел догнать её, но передумал, вспомнив, что обнажён. В смущении он вернулся в спальню. Уже через минуту перед ним возник кардинал. За собой он тащил Маргариту, которая пыталась вырваться и убежать.

— Что это значит? — спросил Борджиа, разглядывая Вильяма. — Пресвятая Дева... Ты еврей? Ты говорил мне, что ты христианин...

— Я вовсе не еврей! — почти взвыл Вильям.

— Но ты обрезан!

— Таков турецкий обычаи, ваше преосвященство.

— Дьявол! Что ж, глупая девчонка, он ждёт тебя. Держу пари, тебе это понравится. — Кардинал толкнул женщину к кровати.

— Вы приказываете мне, господин кардинал? — спросила она.

— Да, я приказываю. Наслаждайся ею, Вильям. Я рад, что ты не еврей. В противном случае мне пришлось бы сжечь тебя за осквернение христианской девушки.

Вильям был застигнут врасплох и подрастерял большую часть своего пыла. Но теперь Маргарита горела желанием. Она покинула его постель только на рассвете, когда они оба находились на грани изнеможения.

Она ушла, захватив половину золота. Возможно, это был самый выгодный, а также самый замечательный вечер в её жизни.

Вильям с удовольствием провёл бы остаток дня в постели, потому что его мучили головная боль и блаженное бессилие. Он даже не представлял себе, что сказал бы его отец, узнав о событиях прошлой ночи. Но Вильяма пригласили присоединиться к кардиналу. Он прогуливался в саду, вдыхая аромат цветов и производя впечатление самого довольного человека в мире.

«Если у кардиналов нет совести, почему у меня она должна быть?» — подумал Вильям.

— Мой дорогой мальчик, — начал Борджиа. — Как приятно видеть тебя. Я надеюсь, ты крепко спал?