Алан Савадж - Османец

— Синьор Хоквуд, — голос был грубым, — я слышал о тебе многое. Но, может, ты ничего не слышал обо мне?

Вильям не знал, что ответить.

— Я кардинал Родриго Борджиа. — На лице человека заиграла улыбка. — Покойный Папа Каликст приходился мне дядей.

Кардинал замолчал, давая возможность обдумать его слова, но Вильям ничего не слышал о Папе Каликсте.

— Дядя пригласил меня в Рим, когда я был молодым человеком, и поднял меня до этих высот. Он умер некоторое время назад и, вне сомнений, получил в награду небеса, — сухо сказал кардинал. — Но мы пока ещё на этом свете, и нам необходимо думать о жизни. Ты посол турецкого султана?

— Да, ваше преосвященство. — Внезапно настроение Хоквуда поднялось.

— И ты ищешь принца Джема?

— Я выполняю порученную мне миссию, ваше преосвященство. Я должен возвратить его семье.

— Чтобы его казнили?

Вильям медлил с ответом.

Вновь мимолётная улыбка проскользнула на лице кардинала.

— За мятеж против законного правителя... Это преступление, достойное казни. Скажу тебе, что принц Джем жив и здоров и находится в Ватикане. Он будет оставаться там, пока я не решу, что с ним делать.

— Вы, сударь?

— Да, я, юноша! Я! — Внезапно голос стал резким. — Моё слово здесь приказ. Пойми это и, быть может, ты преуспеешь.

Он насупился, глаза сверкали. Вильям был застигнут врасплох внезапной переменой в настроении кардинала.

— Скажи мне, что предлагает твой хозяин за то, чтобы получить принца? — продолжал кардинал более низким голосом.

— Вы должны назвать свою цену, ваше преосвященство. Вас устроит союз с падишахом? — Вильям колебался.

Кардинал пристально посмотрел на него.

— Вряд ли его святейшество готов заключить союз с мусульманином. Скорее он созовёт крестовый поход на вероотступников и продажных торговцев, которые украли Константинополь из лона Святой Церкви.

И снова Вильям был удивлён изменением настроения, сверкающими глазами, вульгарной речью кардинала. Но он также знал, что в такой ситуации задираться и подхалимничать было бы ошибкой.

— Крестовые походы на турок собирались и раньше. В Сербии есть поля, до сих пор усеянные костями. А турки всё ещё процветают.

Их взгляды встретились. Кардинал внезапно вспыхнул и вскочил с кресла.

Вильям, успокаиваясь, продолжал:

— Но у моего хозяина больше нет нужды расширять свои владения, он хотел бы жить в мире со всеми народами. Но смотрите не ошибитесь: со своей армией он может противостоять миру и втоптать его в грязь. Не лучше ли жить в согласии с ним?

Ещё несколько секунд кардинал сверкал глазами и тяжело дышал. Потом, как будто собравшись с силами, он сел и улыбнулся.

— А ты шельмец, синьор Хоквуд, и мы поговорим с тобой ещё. А пока пиши своему султану письмо и сообщи ему, что был на аудиенции у меня. Скажи ему, я готов иметь с ним дело от имени его святейшества, если он желает этого. И возможно, мы придём к общему мнению по поводу принца Джема. — Кардинал ещё раз протянул руку для поцелуя.

Вильям возвратился к себе в растрёпанных чувствах. К тому же он был слишком возбуждён таким внезапным поворотом дел, чтобы беспокоиться о том, кто конкретно манипулирует Ватиканом, или о морали кардинала Борджиа.

Он сразу написал султану письмо. На этот раз он выложил всё начистоту, но изменил даты: получилось так, что события произошли без его ведома и что передвижение из Парижа в Рим заняло у него намного меньше времени, чем на самом деле. Вильям позволил себе быть резким по отношению к интригам новых французских правителей и посоветовал Баязиду не вести с ними дел. Он указал, что любое сотрудничество с Францией будет выгодно только Франции, но не Турции.

Но Папа Римский — это совсем другое дело. Вильям был уверен, что правильно понял кардинала Борджиа, и в письме упомянул, что Джема можно выкупить, и рекомендовал предложить достаточную сумму на эту сделку.

Он не мог сделать большего, чем послать письмо с Хусейном. Кардинал помог и распорядился сопровождать Хусейна до Равенны; там можно было нанять венецианскую галеру до Константинополя.

Но кардинал стал ещё более учтивым. Как только письмо было отправлено, Вильяма пригласили к обеду, который опять очень удивил его.

Обед проходил в том же дворце, в котором они впервые встретились и который, как вскоре понял Вильям, принадлежал темноволосой женщине Ванодзе Катанеи. Она была матерью тех красивых детей, и все знали, что она любовница кардинала. Синьора Катанеи была хозяйкой званого обеда, на котором присутствовали и другие женщины, одетые в прозрачные платья с большими декольте. Все они пили вино и обменивались непристойными шуточками с мужчинами. Некоторые мужчины, были в церковном облачении, но кардиналы здесь не присутствовали.

За столом главенствовал сам Борджиа, снисходительно улыбавшийся и беседовавший с некоторыми из гостей.

Если сначала Вильяму казалось, что он удачно вышел из положения, то теперь он думал, что это в высшей степени ненадёжный выход, к концу недели он всё больше склонялся к этой мысли.

В конце концов Вильям понял, что священный город и его правители были терзаемы интригами и враждой. Родриго Борджиа, испанец по рождению, был назначен епископом Валенсии в возрасте моложе двадцати лет благодаря хлопотам своего всемогущего дяди, который сначала был назначен вице-канцлером Церкви, а потом избран в очень молодом возрасте Папой Каликстом. Заняв этот пост, Родриго накопил огромное состояние и даже римлян удивлял распутным образом жизни. У него не было неприятностей, пока правил его дядя. Родриго, однако, прекрасно понимал, что Каликст не будет жить вечно, и тратил деньги не только на развлечения, но и чтобы обезопасить себя. Это было просто. Он использовал своё состояние, покупая кардиналов, и вскоре приобрёл поддержку не менее двадцати четырёх из них, которые были привязаны к нему или, по меньшей мере, к шнурку от его кошелька. С такой значительной поддержкой в Священной коллегии Борджиа мог позволить себе не обращать внимания на критику со стороны последователей Кaликста.

Вильям догадался, что Борджиа претендует на папство, но в действительности заполучить Перстень Рыбака было трудной задачей. В 1458 году умер Папа Каликст, и голос Борджиа сыграл решающую роль в выборе сначала Папы Пия II, который под своим настоящим именем Эней Сильвий Пикколомини заработал репутацию умелого манипулятора иностранными делами от имени папства так, что другого реального соперника не могло и быть, а вскоре после его смерти Папы Павла II, который был ничтожеством по имени Пьетро Барбо.

Барбо умер в 1471 году, и Борджиа, которому в то время исполнилось сорок лет, понял, что его час наступает. Однако была ещё одна семья, имевшая виды на большинство голосов в Священной коллегии, — семья Ровере, которая не принимала распутства Борджиа. Кардиналы вручили Перстень Рыбака Франческо делла Ровере, который стал Папой Сикстом VI. Именно его смерть случилась по приезде Вильяма в Рим.