Алан Савадж - Османец

— Я отомщу за неё, — сказал он ледяным голосом. — Так же, как за отца и брата. Вся наша семья полегла из-за этого проклятого султана и его брата.

— Можешь ли ты противостоять его силе?

Вильям вспомнил Джема и Омар-пашу и стычку в горах под Брусой.

Также на память ему пришёл совет отца: головой надо пользоваться, а не терять её.

— Пока нет. У меня нет такой армии, которая на равных сразилась бы с армией Баязида. Но я ни за что не поверю, что он приведёт армию сюда, пока меня поддерживают мои люди. Я уже не один раз в жизни демонстрировал свою выдержку. Несколько месяцев и даже лет пойдут мне на пользу. Я буду ждать, и в конце концов и Баязид не вечен. Это человек, который наживает больше врагов, чем друзей, и заслуживает презрения больше, чем уважения. Наступит и ему конец.

— А твои люди поддержат тебя?

— Это моя первая задача. — Вильям мрачно улыбнулся.

На следующий день Вильям собрал своих людей и рассказал им правду о том, что случилось: султан похитил его жену, казнил брата, ускорил смерть отца.

Известие о смерти Хоук-паши ужаснуло людей больше, чем злодеяние султана.

— Должны ли мы служить этому человеку? — спросил Вильям. — Нужно ли бояться его? Если он придёт в эти горы, мы разобьём его войско, и он знает об этом. Если же он не пойдёт на нас, мы можем жить здесь спокойно. Я не призываю вас отречься от правящего дома Османов. Баязид не достоин носить великое имя. Разве он настоящий сын Завоевателя? Разве он водил армию в поход? Султан предпочитает находиться в гареме. Может ли такой человек называть себя истинным потомком Османа или сыном Мехмеда Завоевателя?

Я обещаю вам, что возглавлю вас и мы победим. Все богатства севера и юга будут нашими. Мы будем удерживать границу во славу османского имени до того дня, пока истинный потомок этого великого дома не станет его главой, и только тогда мы вновь объявим о своей преданности. Только так мы можем поступить, если хотим оставаться честными людьми.

Некоторое время стояла гнетущая тишина, затем Валид сказал:

— Хоук-паша мёртв, но у нас есть новый Хоук-паша, мы выбрали его сами. — И, обнажив саблю, он прокричал: — Да здравствует Хоук-паша!

— Да здравствует Хоук-паша! — откликнулись янычары и сипахи.

Джованна рыдала, наблюдая эту картину из окна дома.

Весной прибыли посланники из Константинополя. Они ехали обычным маршрутом и зимовали в Трапезунде. Вильям встречал их в дверях своего дома.

— Хозяин мой султан, — начал Абдул-паша, — шлёт приветствия Хоуку-младшему, бейлербею Эрзрума и Тавра и желает знать, получил ли он печальные известия о смерти своего отца?

— Я знаю об этом, — коротко ответил Вильям.

— Хозяин мой султан скорбит и сожалеет. Он приказывает тебе оставить пост и возвращаться в Константинополь.

«Как быстро промчалось время! Когда-то точно так же передо мной стоял Генри», — подумал Вильям и тяжело вздохнул.

— Возвращайся к своему хозяину султану. Султан — убийца, прелюбодей и вор чужих жён. Передай ему, что мы будем насмерть стоять за Эрзрум и что мы ждём того дня, когда султан падёт и будет ползать как змея... Передай ему эти слова Хоук-паши.

Абдул-паша в оцепенении смотрел на Вильяма, которого знал с рождения.

— Ты приговорил себя к смерти, — сказал он.

— Я приговорил себя к жизни, Адбул-паша. Ступай и передай Баязиду мои слова.

Вильям смотрел в окно, как посольство направляется в обратный путь по дороге, ведущей в горы.

— Это были слова смелого человека, — сказала Джованна, стоя позади него.

Вильям обернулся. Всю зиму Джованна шила себе новые платья. Сейчас на ней было платье европейского покроя, она начала поправляться и приходить в себя. Волосы огромным каштановым облаком падали ей на плечи. Она была не только сильной, но и красивой женщиной.

— Одни слова ничего не значат, — сказал он.

— Когда придёт время, ты подкрепишь их смелыми поступками, — настаивала Джованна. — Ты самый сильный из Хоквудов.

— Я? — Вильям издал короткий смешок. — По сравнению с отцом и братом я слабак.

— Это не так. Несмотря на всю их силу, они подчинялись султану, считая его всемогущим и всесильным. Никто из них не посмел бы бросить вызов султану, как сделал ты.

— Не нужно быть очень смелым, чтобы кричать о своём несогласий, когда на другой чаше весов — смерть.

— Но ты сделал это, я горжусь тобой. Я счастлива, что ты заменишь отца моему Гарри.

Вильям посмотрел на неё. Эта женщина много страдала в своей жизни, возможно, так же много, как и его бедная Эме. Эме как будто была рождена для страданий. Он благодарил судьбу за те два месяца, что они провели вместе как муж и жена, и за ту короткую неделю, когда они самозабвенно любили друг друга.

Голха, казалось, забыла обо всём на свете, со времени рождения дочери в ней заговорил животный инстинкт материнства, не позволяющий ей тратить на мужа то время, которое она могла уделить своему ребёнку.

С Джованной Вильям мог разговаривать обо всём.

— Пока тебя не было в Константинополе, туда пришло много новостей, — говорила она. — Генуэзцы под командованием испанца, некоего Колумба, пересекли великий океан и достигли Азии. Оказывается, Земля — круглая... Разве это не чудесно?

— Да, — согласился заинтригованный Вильям.

— Ещё стало известно, что умер наследник английского престола. Говорят, его младший брат женится на жене принца Артура, Арагонской принцессе. Папа Римский дал согласие на этот брак.

— Этот негодяй? У него ещё меньше совести и стыда, чем у Баязида.

— И тем не менее он даёт согласие. — Джованна приблизилась к Вильяму. — Я не прошу тебя взять меня в жёны. Я знаю, что не займу место Эме в твоём сердце и никогда не буду пытаться сделать это. Но я не могу жить впустую.

«И я больше не могу, — подумал Вильям. — Мы — это то, что осталось от семьи Хоквудов. Да ещё маленький Гарри».

Будет лучше, если у него появится отец.

Вильям заключил Джованну в свои объятия.

Джованна отдалась страстно, как, впрочем, и Вильям. Они хотели многое забыть и знали, что впереди их ждут не только радостные события.

Эме мертва. Однажды Вильям решил, что потерял её, но тогда он знал, что она всё ещё живёт, может, смеётся и кого-то любит. Это тогда огорчало его.

Но теперь Эме мертва. Её насиловали до тех пор, пока не надоела хозяину, потом спрятали в мешок и утопили. Эме больше нет в этом мире...

Но Вильям потерял способность любить.

Джованна была женщиной, рождённой для любви. Истинной неаполитанкой, горячей и переменчивой. Бывали дни, когда она ни с кем не разговаривала, бывали дни, когда она била посуду, а иногда, казалось, она может кого-нибудь убить. Но бывали дни, и их становилось всё больше и больше, когда Джованна смеялась и пела, готовила экзотические блюда и часами возилась с сыном.