Вадим Щукин - Красные плащи

— Мелест, ко мне! Ну-ка покажи, что прячешь!

На испачканной грязью и кровью ладони сверкнула пара серебряных кружков.

— У тебя хорошее чутьё, — ирен не спеша, двумя пальцами взял деньги, — но ведь и у меня не хуже.

Не обращая внимания на расстроенный вид юноши, подбросил монеты, поймал и вдруг протянул их Кебету:

— Возьми. Здесь гораздо больше, чем две драхмы. Я даю тебе всё, что у меня есть. Прощай.

— Прощай, — в голосе лазутчика было больше удивления, чем благодарности; взяв серебро, он поспешил на юго-восток, где рассчитывал, прикрываясь растительностью, переправиться через Эврот в стороне от спартанской молодёжи.

«Не так уж плохо», — подумал он, прикинув свои доходы за последние сутки. В его отношении к ирену появилось нечто, напоминающее симпатию.

Лисикл оторвал своих питомцев от кровавого кома, только что бывшего человеком, как охотник отрывает от поверженного оленя разгорячённых погоней псов. Нет, никто не назвал бы сейчас их лица — жуткие маски смертоносцев — не только детскими, но и человеческими.

— Отходить! Менексен, Тригей, вперёд! — резко кричал ирен.

Когда небольшая колонна мерным бегом уходила к переправе, оглянулся через плечо: на окраине села собрались вооружённые чем попало люди, крича и размахивая руками, они направились к месту последнего боя Форкина.

Состен и Ксандр спали совсем мало — они поделили ночь, охраняя пирамиды оливок, тем не менее утром, по дороге домой, чувствовали себя бодрыми и свежими.

Непонятное волнение в посёлке озадачило их, но никто из опрошенных не смог объяснить, что происходит. Беспокойство Состена возросло ещё больше, когда он обнаружил во дворе родного дома неподвижно лежавшего Эвра. Напрасно друзья звали и тормошили его — пёс был мёртв.

По деревне метались вооружённые мотыгами и палками мужчины; мальчики присоединились к ним.

— Отец! Отец! — кричал Состен, но Форкина нигде не было.

Вскоре Состен и Ксандр увидели несколько человек, гуськом бежавших к Эвроту. Кого-то, кажется, несли на руках. Они уже миновали дом Притана и приближались к тянувшейся вдоль берега растительности.

Что привлекло внимание этих людей, растревоженных собачьим лаем и вышедших в поле раньше всех? Почему с молчаливой почтительностью расступились они перед Состеном?

Страшный крик друга заставил вздрогнуть. Плечи Ксандра сами собой заходили от судорожных всхлипов: нет больше соседа Форкина, весёлого и доброго!

Испуганный, серый, как ткань его хитона, суетится Пистий, зовёт идти к Притану. В самом деле, в ответ на шум никто не вышел из-за ограды! Ксандр, сорвавшись, бросился к дому. Староста и несколько мужчин поспешили следом.

Глаза Состена высохли, он встал на ноги: раны на теле отца — это след мечей! Боль потери, не утихая, перешла в равносильную ей ненависть к убийцам. Односельчане вполголоса произносили страшное слово «криптия» и объясняли друг другу, что это такое.

Теперь пришёл черёд юноши вздрогнуть от крика, столь же полного отчаяния и боли, как и его собственный.

— Я вернусь, отец, — негромко произнёс он и, повернувшись, быстрым шагом направился к дому Притана. Здесь уже хлопотали илоты под руководством Полифема. Староста, стоящий на коленях, охватив голову руками, завывал в непритворном горе. Смерть отца, похоже, закалила чувства Состена, иначе бы он тут же упал без сознания, увидев следы ночной расправы.

— Пойдём, пойдём отсюда, — один из мужчин выводит Ксандра. Глаза мальчика блуждают, ноги подкашиваются — о, Зевс, спаси его от безумия!

Тростниковые подстилки. Те самые, на которых они пировали вчера вечером. Сейчас на них укладывают трупы.

Илоты по двое, осторожно держа под руки и под колени, выносят тела Притана, Тионы.

— Наверное, девушку долго насиловали, потому и не успели до рассвета напасть на деревню.

— Бедняжка! Такой красивой выросла. Недаром сам староста задевал её то и дело.

Пистий, сотрясаясь от плача, катался по земле рядом с телом девушки, чья мёртвая нагота была прикрыта найденным в доме куском грубого полотна.

— Они обещали... Они обещали... — слышалось Состену сквозь рыдания. Странно, сейчас юноша не испытывал к старосте обычной неприязни. И всё же какая-то чепуха. Притан и Тиона ничего не могли ему обещать...

— Даже голодные волки не трогают детей, — зарокотал Полифем, когда один из мужчин вынес маленького Лавра.

— Душили так, что сломали шейные позвонки!

— Они хуже диких зверей!

— Спарта приучает своих волчат к вкусу нашей крови!

Состен обнял за плечи окаменевшего от горя друга:

— Смотри, Ксандр, смотри, запоминай хорошенько. И всегда вспоминай, услышав слово «враг». Ну а теперь... — Юноша тронул за руку Полифема. — Надо догнать убийц. Они не могли уйти далеко с раненым на руках. Я видел.

— Я тоже видел их своим единственным глазом, — ответил гигант. — И очень хочу тебе помочь. Но смотри — здесь, не считая старосты, четверо мужчин. Ещё трое остались в поле. Всего семь. И все крестьяне, а не воины, как твой отец. У нас нет оружия. Кроме этих мотыг и пастушьих посохов. Спартиатов же не меньше десятка. Они вооружены, они воины. Прости, Состен, мы не одолеем их, а только прибавим убитых в деревне.

— Тогда мы справимся сами. Идём, Ксандр, — Состен увлёк шагавшего на негнущихся ногах друга. — Вспомни, отцы учили не подставлять горло под нож, а давать отпор врагу!

Подростки удалялись к реке.

— Остановите же их, наконец! — раздался чей-то крик. — Они заблудятся или погибнут!

— Бежим! — Состен сначала тянул друга за руку, но вот жизнь как будто стала возвращаться к нему, и Ксандр прибавил ходу. Прекрасные бегуны словно стрелы вошли в посадку, скатились к Эвроту, бросились в его воды и скрылись в кустарнике прежде, чем посланная Полифемом погоня спустилась к берегу.

Легко, в ногу бежали подростки по широкой тропе, ведущей на дорогу в Спарту. Состен не знал другого пути, как не знал и того, что уверенный в себе ирен тоже изберёт самый простой, известный, а значит, и наиболее опасный путь отхода.

Ясная цель, живые действия — нет, не заглушили — заслонили боль утраты. На щеках Ксандра даже выступил румянец.

— Их ведь много, Состен. У них есть оружие. Как же мы справимся с ними? Может быть, вернёмся, возьмём наш лук со стрелами и меч?

— Нет, иначе мы никогда не догоним убийц. Выследим их. Нападём на тех, кто отстанет или отойдёт в сторону. Вспомни ещё раз уроки отцов: камень — тоже оружие...

Лисикл пустил отряд быстрым шагом. Погони, скорее всего, не будет, а Пасион слишком плох: увесистая палка илота перебила ему руку. Когда начался отход, он упал в обморок, не пробежав и сотни шагов. Пришлось нести его на руках, и ещё надо будет делать остановку, чтобы наложить шину на сломанные кости.