Дмитрий Дмитриев - Разрушенная невеста

Сыщикам поручили разыскать Храпунова, как "подозреваемого в сообщничестве с Иваном Долгоруковым". Один из сыщиков, узнав, что у Левушки есть дядя, безвыездно живущий в своей усадьбе Красная Горка, под видом странника отправился туда и от мужика Вавилы разузнал всю подноготную. С этими сведениями он поспешил в Москву, и на другой же день за бедным Левушкой был послан офицер с солдатами, чтобы арестовать его.

Храпунов в кандалах, как важный преступник, был привезен в Москву и посажен в каземат острога.

К этому же времени пали и Долгоруковы. Гроза подобралась к ним нежданно-негаданно. 8 апреля 1730 года появился указ сенату со следующим неопределенным началом: "Известны мы, что в некоторых губерниях губернаторов нет; того ради..." Назначались губернаторами следующие Долгоруковы: князь Василий Лукич -- в Сибирь, князь Михаил Владимирович -- в Астрахань, а князь Иван Григорьевич -- в Вологду воеводою. На другой день появилось два кратких указа. Первым назначался воеводою, даже без указания куда именно, другой брат князя Алексея Григорьевича, князь Александр Григорьевич Долгоруков, причем город для воеводства предоставлялось определить сенату. Вторым указом ссылались в их дальние деревни отец князя Ивана, Алексей Григорьевич со всеми его детьми, следовательно, и Иван Алексеевич, и дядя его князь Сергей Григорьевич с семьей. В тот же день всех Долгоруковых допрашивали "о завещательном письме Петра II" {"Древняя и новая Россия". 1879 г. Т. I.}.

Князю Ивану было под страшной угрозой смертной казни предложено объявить самую истинную правду. Иван Долгоруков собственноручно написал, что ни о какой духовной или завещательном письме или проектах его никогда ни от кого не слыхал. Это отрицание было для князя Ивана единственным средством к собственному спасению.

Положение князя Ивана наравне со всеми Долгоруковыми, а также и положение его невесты графини Шереметевой было ужасно тягостно со дня смерти императора-отрока Петра II. О своем положении и о состоянии своего духа Наталья Борисовна сама сообщила в своих записках следующее:

"А между тем всякие вести ко мне в уши приходят. Иной скажет -- в ссылку сошлют, иной - скажет -- чины и кавалерии отберут. Подумайте, каково мне тогда было, будучи в шестнадцать лет? Не от кого руку помощи иметь и не с кем о себе посоветоваться; а надобно и долг и честь сохранить, и верности не уничтожить. Великая любовь к нему, князю Ивану, весь страх изгонит из сердца, а иногда нежность воспитания и природа в такую горесть приведут, что все члены онемеют от такой тоски. Куда какое злое время! Мне кажется, при антихристе не тошнее того будет. Кажется, в те дни и солнце не светило; только и отрады мне было, когда его, князя Ивана, вижу. Поплачем вместе и так домой поедем. Куда уже все веселья пошли! Ниже сходства было, что это жених к невесте ездит".

Большею частью свидания князя Ивана с невестою происходили тайком; мы уже знаем, что его подстерегли и накрыли граф Левенвольд и князь Никита Трубецкой.

Это сильно повлияло на процесс князя Ивана далеко не в его пользу; его чуть не обвинили ослушников воли императрицы.

Наталья Борисовна торопилась со свадьбой.

"Сам Бог выдал меня замуж, больше никто", -- трогательно замечает она в своих записках.

Братья и все родные отговаривали ее от вступления в брак с опальным и судимым князем Иваном, которому предстояла, как и другим Долгоруковым, тяжелая ссылка, а может быть, лишение чинов, орденов и достояния. Но Наталья Борисовна, горячо любившая своего жениха, ни на что не посмотрела и назначила день своей свадьбы.

Свадьба должна была происходить в подмосковной усадьбе Долгоруковых Горенки. Дня за два до своего венчания туда к жениху приехала графиня Наталья Борисовна. Ее никто не провожал, никто из родных или близких не снаряжал под честной венец. Только старушка-мамка Пелагеюшка приехала к ней в Горенки, не желая расстаться со своей выходицей.

Граф Петр Борисович, старший брат Натальи Борисовны, в то время опасно захворал оспой, а потому и не мог быть на свадьбе сестры. Младший же, Сергей, боялся ехать, чтобы не навлечь на себя нерасположения государыни и гнева врагов Ивана Долгорукова.

Накануне своей свадьбы князь Иван Алексеевич обратился к невесте со следующими словами:

-- Натальюшка, скажу тебе опять: если тебя пугает судьба со мной, то откажись, пока есть время!

-- Да неужели, Ваня, я, не быв твоей женою, успела тебе прискучить? -- с милой улыбкой ответила графиня.

-- С чего ты взяла, моя голубка? Ведь я потому предлагаю тебе отказаться от меня, что судьба моя неприглядна: нынче я здесь, а завтра ушлют куда-либо подальше.

-- Что же, и я с тобой. Куда ты, туда и я.

-- Стало быть, тебя не страшит моя судьба?

-- Нисколько! С тобой мне везде будет радостно.

-- Голубка моя! Беги от меня: тебя я не стою, не стою. Ты честная, святая, а я -- преступник.

-- Какой ты преступник? Тебя только так называют!

-- Нет, нет, я -- преступник. Да, да. Я повинюсь во всем перед тобой, обманывать тебя не стану. Виновен я... Враги мои, назвав меня изменником, сказали правду. И знаешь ли, кому я изменил? Тому, кто так любил меня, кто доверял мне и своею царственной рукой расточал мне свои милости. Да, да, я изменил почившему императору-отроку.

-- В чем дело? Когда? -- с удивлением и тревогою воскликнула графиня Наталья Борисовна.

-- Когда государь, мой державный друг, лежал при смерти, я на подложной духовной подписался под руку государя, что будто корона царства российского завещана им моей сестре Екатерине, -- печально ответил князь Иван.

-- Иванушка, неужели ты это сделал?

-- Да, сделал. Суди меня, Наташа, или беги, беги от меня! Неужели тебе, чистой, святой, быть женой преступника, которого ожидает по меньшей мере дальняя ссылка, а может быть, и казнь?

-- Нет, нет!., я дала тебе слово быть твоей женою и буду ею своего слова назад не возьму. Против своей судьбы я не пойду... что будет, то и будет. С тобой, милый, я на все готова и любить тебя я никогда не перестану.

-- Голубка милая! Радость дней моих! За что мне Бог посылает такое счастье? Чем я заслужил твою чистую любовь? Ведь я не стою тебя, не стою.

-- Полно, мне надоело слышать все одно и то же. Все говорят мне, что ты не стоишь меня. Видно, ценят меня слишком высоко: такие во мне нашли достоинства, каких у меня и отроду не бывало. И стали говорить только тогда, когда тебя постигла опала. Тут всю вину и все недостатки твои мне расписали. Вот и верь в людские пересуды! Но что стало с подложной духовной?

-- Отец хотел было снести ее в верховный совет. Я в ногах у него валялся, просил отдать мне эту запись, но он не слушал меня, его не трогали мои просьбы. Тогда я стал грозиться, что сам пойду и во всем повинюсь перед верховным тайным советом. Отец чуть не проклял меня, но все же мне удалось этой угрозою заставить отца и дядей уничтожить подложное духовное... и царицею мою сестру Екатерину не провозглашать. Никогда я не прощу, Натальюшка, себе вины перед государем-благодетелем! -- с глубоким вздохом проговорил князь Иван.