Дмитрий Дмитриев - Разрушенная невеста

-- И не думаю, мне не за что сердиться на вас! -- холодно ответила ей княжня Екатерина.

-- А если не сердитесь, то зачем же вы сторонитесь меня, слово сказать не хотите?

-- Не о чем мне с вами говорить.

-- Как не о чем, сестрица? Поговорили бы вот о былой жизни, о той поре счастливой, -- вызывая на разговор гордую княжну Екатерину, промолвила Наталья Борисовна.

-- Я счастлива никогда не была и о том, чего не было, говорить нечего!

-- Как не были, сестрица? А тогда, когда вы были обручены невестой государя и окружены царской почестью? Разве и в то время вы не были счастливы?

-- Да, не была! -- И, не проговорив более ни слова, княжна Екатерина быстро отошла от жены брата.

Что касается князя Алексея Григорьевича, то он с какой-то особой отвагой терпеливо переносил свое положение и опалу. Следование его в ссылку скорее имело вид какой-то перекочевки важного вельможи. Его поезд составляли кареты, колымаги, фуры, повозки, которые растягивались едва не на целую версту во время пути. Тут же вперемежку с экипажами следовали верховые лошади, борзые и гончие собаки; псарей, конюхов, поваров, вообще дворян ехал целый полк. Князь выезжал иногда верхом с сыновьями в сторону от дороги с собаками, выпускал гончих и охотился.

Совершенно случайно поезд Долгоруковых остановился на ночлег невдалеке от усадьбы Красная Горка, принадлежавшей секунд-майору Петру Петровичу Гвоздину.

В это время -- уже после нового ареста Храпунова -- старик-майор в своей собственной усадьбе очутился в осадном положении. Шайка разбойников, довольно многочисленная, остановилась притоном в густом, непроходимом лесу вблизи от майорской усадьбы. Разбойники грозили майору ограбить его и подпустить в усадьбу "красного петуха", если он по доброй воле не даст им выкупа. У Петра Петровича не было денег, а потому он после долгого размышления решил в случае нападения разбойников биться с ними до последней крайности. Для этого он собрал всех мужиков, роздал ружья, пики, топоры и попросил своих крепостных постоять за него, не страшиться разбойников и храбро отражать их нападения.

И вот как-то в половине апреля, перед вечером в горницу к Петру Петровичу впопыхах вбежал дворовый парень Никита и дрожащим голосом проговорил:

-- Батюшка-барин, беда!

-- Что, или разбойники?

-- Нет, не разбойники, а какой-то важный-преважный боярин станом стал на нашем поле. Коней и людей с ним и не сочтешь!.. Слышь, шатры раскинули, да шатры все такие нарядные. Все твое поле заставили колымагами да повозками.

-- Кто такой? Что за боярин?

-- Не знаю. Пытался я спрашивать боярских людишек, да не говорят. Ох, беда!.. -- заохал Никита.

-- Да откуда ты беду-то видишь, дурья голова?

-- Как же не беда-то, батюшка-барин? Ведь все твое поле затоптали.

-- Так что же? Посев еще не вышел. Пойти самому узнать, что за боярин на моем поле стал.

Гвоздин, надев шапку, взял в руки трость и отправился в поле, но не узнал его, так как оно все было загромождено каретами, повозками и телегами, а посреди было раскинуто несколько красивых шатров.

Петр Петрович, удивляясь этой картине, направился к одному шатру, который был наряднее других, решив, что это -- шатер самого боярина. Однако дворовые едва допустили его.

-- Князь готовится опочивать, теперь нельзя его видеть!

-- Мне всегда можно. Я не гостить пришел к вашему князю, а спросить, кто ему дозволил на моем поле станом стать, -- с раздражением заметил Петр Петрович.

Его слова дошли до ушей князя Алексея; он вышел из шатра и, обращаясь к майору, проговорил:

-- Прошу простить меня, сударь мой, я не успел побывать в твоей усадьбе, а за то, что я станом стал на твоем поле и потоптал его, ты будешь щедро награжден.

-- Не за наградой я пришел к тебе, господин, а спросить, узнать, что за гостя мне Бог послал.

-- Изволь, скажу: князь Алексей Григорьевич Долгоруков для ночлега себе выбрал твое поле.

-- Возможно ли? Князь Алексей Григорьевич Долгоруков, важный, богатый...

-- Ты хочешь сказать, был таким. Нет, перед тобою не прежний именитый князь, а опальный, ссылаемый в ссылку, -- с глубоким вздохом проговорил Долгоруков.

-- А князь Иван Алексеевич где?

-- Прежде чем ответить тебе на то, й должен узнать, с кем я говорю?

-- Прости, князь, забыл сказать тебе о том: я -- секунд-майор в отставке Петр сын Петров Гвоздин.

-- Давай руку и будем знакомы. Ты про сына моего спросил, про князя Ивана. Разве ты знаешь его?

-- Нет, государь, я-то не знаю, а мой племяш Левка Храпунов, слышь, в дружбе состоял с твоим сыном.

-- Как, Леонтий Храпунов -- тебе племянник? -- с удивлением воскликнул князь Алексей.

-- Как же, как же, племянником состоит... Ох, лучше бы мне и не вспоминать о нем! Недавно его в кандалах увезли в Москву в острог... от молодой жены оторвали...

-- От жены, ты говоришь? Стало быть, он женился?

-- Да, князь, женился на Марусе... Марье Алексеевне, но и недели не выжил вместе с любимой молодой женой!

-- Господи, какое совпадение, какой случай!.. Но где же жена твоего племянника? -- меняясь в лице, дрожащим голосом спросил Алексей Григорьевич.

-- Со мною она живет, голубка, все время в горе да слезах проводит.

-- С тобою? Веди меня скорее к ней.

-- Как, князь, разве ты ее-то знаешь?

-- Да, да, пойдем!.. Мне нужно видеть ее... говорить с нею... -- в сильном волнении добавил князь Алексей.

-- Так милости прошу, князь-государь, в мою усадьбу. Мой домишка отсюда рукой подать.

-- Пойдем, только надо это сделать так, чтобы никто не знал, что я пошел в твою усадьбу.

Гвоздин направился в усадьбу; за ним в некотором расстоянии следовал Алексей Долгоруков. Этот опальный вельможа, идя к своей дочери, которую ему хотелось видеть, чтобы поговорить с нею, расспросить о многом, испытывал сильнейшее волнение. В теперешнем своем положении он уже мог сказать Марусе тайну ее рождения, назвать ее своей дочерью и прижать к сердцу. Он сознавал, что это его объяснение с Марусей уже не унизит рода Долгоруковых, так как они и без того уже довольно унижены.

Князь Алексей и майор скоро дошли до усадьбы и застали Марусю с заплаканными глазами, печально сидевшую у окна. Молодая женщина с того дня, когда так неожиданно оторвали у нее любимого мужа и увезли в Москву, не знала себе покоя ни днем, ни ночью. Участь мужа мучила ее, наводила страшную тоску, близкую к отчаянию. Маруся отказывалась от пищи, от сна и в несколько дней так похудела и переменилась, что ее едва можно было узнать.

-- Маруся, глянь-ка, моя сердечная, какого гостя я к тебе привел! -- воскликнул Гвоздин.

Маруся встрепенулась и подняла взор на вошедших.

-- Кто это? -- тихо спросила она у старика-майора, показывая глазами на вошедшего князя Долгорукова.

-- Князь Алексей Григорьевич Долгоруков изволил к нам пожаловать.