Виктор Квашин - Последняя крепость империи

Войска шли на юг.

В первый день на марше к Сиантоли подъехал сотник Жаргал.

— Эй, Сиантоли, быстро растёшь! Не успел я к семье съездить, ты уже сотником стал. Станешь тысячником, меня не забывай, помни, кто тебя сделал десятником в великой армии монголов! — он протянул бурдюк с кумысом. — На-ка, попробуй, какой кумыс приготовила мне в дальний путь жена.

Сиантоли отпил пару глотков действительно хмельного напитка.

— Крепкий. Хороший кумыс готовит твоя жена. Тот, что нам выдают 38 38 Кумыс — слабоалкогольный напиток из кобыльего молока, обязательно имелся в походе у каждого монгольского воина. , совсем не такой.

Странно, но в душе Сиантоли даже обрадовался встрече с Жаргалом, вроде как старому другу. А ведь по сути они враги, тем более теперь.

— Как тебе наши степи? — спросил Жаргал, показывая широким жестом вокруг.

Вокруг, сколько было видно, ехали люди на лошадях. Сиантоли подъехал ближе. Они шли стремя в стремя.

— Красивые степи. Просторно. Мне нравится. Только леса не хватает, я к лесу привык, и чтобы на горах.

— Скоро будет тебе и лес, и горы. Только степь лучше. На, хлебни ещё. А как тебе наше синее небо? Где такое увидишь?

— У нас тоже зимой так, небо всю зиму синее, — ответил Сиантоли, закусывая кумыс каменно-твердым хурутом 39 39 Хурут — высушенный творог, который в таком виде мог храниться месяцами. Хурут входил в походный паёк монголов как основная пища. Иногда хурут по многу дней был единственной пищей монголов. Кроме хурута в походный запас входило сушёное мясо. из седельной сумки. Здесь речек быстрых не хватает. Знаешь, как красиво река течёт под скалами! А как рыбу в быстрой речке ловить знаешь?

— Нет, не пробовал. Научишь?

— Научу, когда речка будет.

— Всё у нас с тобой будет, Сиантоли! — Жаргал явно захмелел, ему хотелось говорить. — А у нас степная охота! Ты с соколом охотился?

— Нет, у нас это не принято. Дай ещё глотнуть. Зато у нас море недалеко. Ты видел море, Жаргал? Оно синее-синее и нет ему края. А если ветер и тучи, то чёрное и страшное!

— Я хочу море посмотреть. Никогда не видел. Слышал только. Покажешь мне море?

— Нет, Жаргал, море далеко, очень далеко. Туда не доехать.

— Доедем, Сиантоли, доедем, вот посмотришь! С нашим ханом все моря нашими будут! Главное, голову донести! Ха-ха-ха!

Эта болтовня выпившего сотника надолго выбила Сиантоли из равновесия. Ведь они, монголы действительно идут воевать и готовы идти за своим ханом хоть до моря. Его, Сиантоли любимого моря с сопками и быстрыми реками. Ну пусть попробуют, пусть узнают, как воюют настоящие чжурчжэни! Это им не тангутов по пустыне гонять. Ещё не было равных чжурчжэням воинов на просторах от ханских степей до самого Восточного моря!

«Но я-то среди них!» — это угнетало, и сознание всё время, даже когда он был занят делами, искало выход из несправедливой западни. За что ему это? Почему духи так с ним поступили? Сиантоли взывал к духам природы, тёр и гладил пальцами своего духа Предков на поясе, но те будто не слышали. Чего они хотят? Чтобы погиб? За что?

Слуга-оруженосец Гончар был не только старательным помощником в личных делах сотника, но и добрым собеседником. В тяжёлые для Сиантоли моменты пожилой Гончар умел найти такие слова, от которых становилось и вправду легче. Слуга не пытался опровергать или поучать, он успокаивал разговорами о каких-то несущественных сейчас мелочах, но говорил с такой добротой, что Сиантоли иногда вспоминалась мать, которая гладила его маленького по головке и что-то приговаривала — неважно что, главное, становилось хорошо и спокойно.

Как же давно это было! Вспомнилось, как он всхлипывал под шубой на тёплом кане 40 40 Кан — отопительная система жилищ, присущая почти исключительно чжурчжэньской традиции описываемого времени. Состоит из горизонтального возвышения над полом, под которым проходят дымовые каналы от очага. Эта тёплая площадка служит кроватью, на ней же едят, выполняют домашние работы и вообще проводят большую часть времени в холодный период года. : играли в войну, и его не взяли командиром, сказали, что ему всю жизнь быть рядовым конным лучником потому что он из простой семьи. «Не слушай никого, сын. Я-то знаю, ты будешь очень большим начальником, тысячи людей будут выполнять твои приказы, а ты будешь в блестящих стальных латах гордый сидеть на красивом коне и всем указывать, и все будут тебе кланяться…» Сиантоли горько усмехнулся: «Сбываются пророчества матери?»

Да, дома Сиантоли не был почти четыре года, с того самого времени, когда с должности десятника перешёл в помощники сотника Дзэвэ. Это почти как сейчас Котёл у него самого. Но тогда Сиантоли гордился повышением, да и друг Дзэвэ очень уж уговаривал. Дзэвэ на самом деле был не простым сотником, он каким-то образом приблизился к высокому чиновнику министерства Военных Дел и теперь со своим помощником и специальной сотней выполнял непосредственно указания этого чиновника. И в Тангутские земли два года назад они прибыли по заданию министерства. Интересно, кем заменил Дзэвэ своего пропавшего слугу?

Сиантоли смотрел на Гончара совсем не так, как смотрят те, кто сам слугой никогда не был. Он понимал все действия и ощущения человека в этом положении и оттого ещё больше ценил его искреннюю чуткость и желание именно помочь, а не просто обслужить по обязанности.

Гончар был родом из северной приграничной области. Он попал в долги, не смог расплатиться и вынужден был продать себя в рабство. Пока он работал на хозяина гончарной мастерской, жена умерла при родах, и он подался в бега. Беглый раб — это каторга в случае поимки, потому он и оказался в монгольских землях, и чтобы тут снова не угодить в рабство, вступил в воинский отряд.

Войско остановилось, не доходя до цзиньской территории трёх дней пути. Вперед ушли отдельные разведочные тысячи. Снова закипела лагерная жизнь, но это был совсем другой лагерь, временный. И жизнь в нём протекала в готовности выступить в поход в любой час. Лишь через неделю подошли отставшие пешие ханьцы, запылённые и усталые.

Ещё через несколько дней большая часть войск ушла на юго-восток. Говорили, что этим туменом командует большой нойон Джэбэ 41 41 В 1211 Джэбэ-нойон первым открыл военные действия с чжурчжэньскими войсками. Он осадил цзиньскую крепость Ушапу, которая была построена совсем недавно, весной 1210 года как северный форпост империи на границе с монгольской степью. Осада затянулась до осени, когда крепость была взята и разрушена. . Наконец, пошли и остальные войска. Теперь все воины были в доспехах и с полным вооружением. Чжурчжэньская сотня Сиантоли была лёгкой конницей, и он был этому рад — ему так было легче и привычнее, хотя, как у командира, у него был пластинчатый железный нагрудник и кожаный шлем с металлическим верхом. Всё-таки, налегке легче и сражаться, и маневрировать.