Юрий Устин - Лабиринты свободы

При этом Суворов поддерживал варварский обычай победителей, который был отменен в русской армии только императором Александром I. «Взял город, взял лагерь — всё твоё!» — такое напутствие Суворов также не раз говорил своим солдатам. Поэтому грабёж, насилие и убийства были постоянными спутниками побед знаменитого полководца России.

Суворов посмотрел в подзорную трубу на лежащий перед ним город и на укрепления предместья Варшавы, Праги, которые его армии предстояло завтра штурмовать.

— Варшава, Варшава... Красивый город, — вслух высказал свои мысли главнокомандующий. — Вот что, милейший, — обратился он к адъютанту, — в случае штурма в центре города пушки не применять. Так и передай артиллеристам. Стрелять только по укреплениям. И ещё... — Суворов на какое-то время задумался. — Подготовь-ка приказ по армии: при штурме в дома не забегать, неприятеля, просящего пощады, щадить. Безоружных не убивать. С бабами не воевать, малолетков не трогать.

«А штурмовать Прагу всё-таки придётся, — недовольно подумал Суворов. — Так просто поляки не сдадутся... А может быть, и Варшаву».

Всю ночь солдаты русской армии не смыкали глаз и вязали фашины. За укреплениями Праги защитники города тоже не все спали в эту ночь, предвидя, что для многих из них она может быть последней в их земной жизни.

В пять часов утра со стороны русского лагеря взвилась в небо сигнальная ракета, и русская армия пятью колоннами двинулась на приступ укреплений Праги. Перед каждой колонной шла рота отличных стрелков, а две роты несли лестницы и фашины. Все действия и движения русской армии были отработаны и продуманы до мелочей. На расстоянии картечного выстрела русская артиллерия дала залп, за которым последовали более редкие пушечные выстрелы через одну пушку.

Со стороны укреплений также раздались пушечные выстрелы, и ядра польских пушек врезались в первые ряды наступающих. Когда же мрак от дыма и раннего утра рассеялся, к радости нападавших и к ужасу защитников обнаружилось, что пражские укрепления во многих местах оказались повреждёнными. Обложенные дёрном и фашинами, укрепления Праги строились на грунте из песчаной почвы и не могли устоять под разрушительной силой падающих на них ядер русских пушек.

В средней атакующей колонне раздался крик офицера: «Вперёд! Ура!», и колонны подхватили возбуждающие слова атаки, бросившись всей своей лавинообразной массой через ров на уже полуразрушенные укрепления. Через несколько мгновений выстрелы пушек, вой ядер, свист пуль и яростные крики атакующих и защитников слились в единый гул боя.

Русские солдаты и офицеры со свирепым рычанием от ярости и злости, усиливающимся по мере сопротивления защитников, рвались через трупы вперёд, не останавливаясь ни на минуту. С налитыми кровью глазами, с напряжением всех мышц и сухожилий, нападающие и защитники дрались с таким ожесточением, что и те и другие принимали неизбежно только один конец этой схватки — смерть, посему пощады никто просить не собирался.

Схлестнувшись в рукопашном бою, солдаты обеих армий дрались всем, что могло причинить вред противнику. Штыки длинных ружей входили в человеческое тело, приклады разбивали черепа, сабли разрезали по кускам человеческую плоть, ножами и кинжалами люди кололи друг друга, сражаясь лёжа на земле, зубами впивались во всё, до чего могли дотянуться челюсти.

Монах-католик, которому лучше было бы служить в гренадерском полку, чем на службе в костёле, защищая от русских свой город и свою религию, размахивал лопатой, поражая нападающих. Когда же лопату выбили у него из рук, он повалил на землю русского офицера и зубами впился в его щёку, но был тут же заколот штыками.

В рядах защитников, кроме регулярной польской армии, сражались горожане различных сословий, простые люди, которые пришли на помощь варшавянам, женщины и даже подростки. Они в слепой ярости бросались на русских солдат, держа в руках вместо ружей топоры, вилы, косы и даже простые дубины, обрекая себя на гибель от русских штыков. И эта ярость сопротивления защитников в ответ вызывала озлобление и такую же ярость тех, кто рвался вперёд через укрепления. Таким образом, начавшийся бой перешёл в резню, которую командами офицеров остановить уже было невозможно. Хотя русские офицеры и не собирались этого делать. Они сами были участниками боя и той сложности, с которой проходило продвижение вперёд атакующих колонн, превратившихся в единую огромную толпу сражающихся.

Защитники Праги были обречены. Ещё пытаясь оказать сопротивление, часть польских солдат организовали оборону, окружив себя пушками в некоторых бастионах. Одним из таких бастионов командовал «якобинец» генерал Якуб Ясинский, выпускник Рыцарской школы, храбрый и умный офицер на войне, поэт и мечтатель в обычной жизни. Будучи тяжело раненным, он лежал на пушке, направив пистолет на окруживших его врагов, и даже не пытался просить пощады. Зная, что через секунду его убьют, он всё равно успел выстрелить из пистолета в одного из гренадеров, и тут же был заколот штыками прямо на пушке. Такая же участь постигла и других поляков, евреев и татар, оставшихся в укреплениях.

Когда же на бастионах всё было кончено, русские солдаты бросились преследовать бегущих на главную площадь, большинство из которых были ополченцы-горожане. Солдаты и офицеры польской армии к этому времени были либо ранены и пленены, либо уже отдали свой долг и навсегда остались лежать на земле, которую они защищали.

Оказывая бессмысленное сопротивление с непонятной для нападающих ненавистью, горожане продолжали стрелять по преследователям из окон и с крыш домов. В ответ солдаты, окончательно озверевшие от такой яростной защиты, врывались по пути в дома и убивали всех, кого видели их глаза, не оставляя в живых ни женщин, ни детей.

Генерал-аншеф Суворов, наблюдая за атакой своей армии, был недоволен той картиной, которую он увидел в ходе боя. Он был уверен в победе своих солдат, но при этом понимал разницу победы над достойным противником, регулярной армией врага, и той победой, которая достойной славы победителя ему не принесёт. А насчёт своей славы Суворов был особо щепетилен [41] После штурма Праги во французской и английской печати Суворова стали называть кровожадным полудемоном. .

«Глупцы, — раздражённо думал главнокомандующий русскими войсками. — Костюшко пленён, основные силы восставших разбиты. На что они надеются?» В то же время он понимал истинную причину яростного сопротивления поляков и в душе относился к ним с уважением и сочувствием. Защитники дрались за свою Родину, за свой город, за свои семьи... Но Суворов был преданным слугой матушки-государыни и выполнял долг солдата. Этим он успокаивал совесть.