Альфред Аменда - Аппассионата. Бетховен

Такова была расплата за кровопролитную битву при Ваграме [88] ...после битвы при Ваграме... — 5—6 июля 1809 г. у селения Ваграм около Вены французские войска разбили австрийскую армию эрцгерцога Карла, и Австрия заключила перемирие, а затем Шёнбруннский мир. , в которой эрцгерцог Карл потерпел поражение лишь потому, что у него оказались связаны руки. После перемирия в Знайме, окончательно развеявшего последние надежды на продолжение сопротивления, он сложил с себя полномочия главнокомандующего, и Наполеон вновь торжественно въехал в Вену. Судя по выражению его лица, он чувствовал себя повелителем Европы. Впрочем, так оно и было на самом деле.

Но самым непостижимым был рассказ о поведении императора Франца, которому совершенно не хотелось верить и о котором многие говорили, что это даже больше чем правда. Якобы он после битвы при Ваграме, радостно потирая руки, заявил: «Разве я не говорил вам, что конец будет именно таков? Теперь мы со спокойной душой можем вернуться домой».

Вот так себя повёл император Австрии и глава Священной Римской империи германской нации.

В один из августовских дней из заполонивших кухню Бетховена клубов дыма словно призрак возник директор театра Хартль со следующим предложением:

— А почему бы вам не написать музыку к сцене в пещере из «Макбета»? Ту, где ведьмы готовят своё варево. Чем здесь так воняет?

— Вы полный невежа, Хартль. — Бетховен, ковырявший вилкой в огромной сковороде, оскорблённо вскинул голову. — Я готовлю изысканное блюдо — жареную печень сдохшей французской лошади. Наш пострел, который везде поспел, я имею в виду Цмескаля, оказывается, располагает нужными связями даже на живодёрне. Вы хоть можете мне сказать, Хартль, сколько времени нужно готовить лошадиную печень? Час или два? Я жарю её уже полчаса, но она становится всё жёстче и жёстче.

— Похоже на маленькую чёрную змейку, извивающуюся в жире, — глубокомысленно произнёс Хартль и, приложив к губам набалдашник из слоновой кости, склонился над сковородой. — Это колёсная мазь?

— Возможно. А почему вы так стараетесь улучшить моё положение? Из симпатии ко мне?

— Мой дорогой, славный...

— Оставьте, Хартль! — с ехидством в голосе перебил его Бетховен. — Я прекрасно знаю, чем кончаются такого рода кантилены. И потом, лестью я сыт по горло. Скажите лучше, я должен буду играть или дирижировать бесплатно? Или от меня требуется ещё что-нибудь?

— Второго сентября академия...

— Концерт? В какое время?

— Я собираюсь устроить представление в пользу бедных актёров, вдов, сирот и ветеранов нашего Венского театра. Поймите, Бетховен, сейчас у французов очень много...

— ...награбленных денег. Довольно убедительный довод.

— Может быть, даже удастся убедить императора Наполеона милостиво согласиться занять ложу... Надеюсь, вы меня понимаете.

— Неплохая идея. — Глаза Бетховена сузились и полыхнули злым огнём. — А как насчёт программы?

— Всё на ваше усмотрение.

— Даже так? Тогда, может быть, возьмём в качестве прелюдии увертюру к драме Коллина «Кориолан»? Там, помнится, главный герой — изменник. В конце пусть прозвучит моя Пятая симфония, она также весьма поучительна, ну, а в середине как Piece de persistence [89] Дух сопротивления (фр.). моя «Героическая симфония».

Хартль недоумённо вскинул брови и, видимо, хотел было возразить, но лишь пробормотал маловразумительные слова благодарности и поспешил откланяться. Бетховен проводил директора театра до порога.

— На сей раз я руководствуюсь не слишком благородными мотивами, друг мой. Пока я буду рвать зубами лошадиную печень, поразмыслите хорошенько над программой.

Маркиз де Тремон передал приглашение императору, но Наполеон накануне концерта отбыл в Париж.

Французы предпочли отправиться в Бургтеатр [90] Бургтеатр — австрийский драматический театр, созданный в 1774 г. в Вене. , где труппа одного из парижских театров ставила французские пьесы и оперы, и это, собственно говоря, было в порядке вещей.

Но немцы, которым гораздо более пристало посещать немецкие оперы или концерты немецкой музыки, также толпами устремились в Бургтеатр, показав тем самым, что полностью утратили чувство национального достоинства.

Бетховену пришлось дирижировать перед почти пустым залом. Через несколько дней он зашёл в книжную лавку и убедился, что на её прилавках нет ни одной немецкой книги. Проклятый венский сброд, разом позабывший имена Гёте, Шиллера, Лессинга и Иммануила Канта! Их словно никогда и не было на свете.

Он решил просмотреть свежие номера журналов и зашёл в кофейню. Господа французские офицеры курили, естественно, не доступный для простых смертных хороший английский табак. Изданные их повелителем законы предназначались вовсе не для них.

Теперь и здесь всё было устроено на французский манер. В верхнем углу каждой газеты красовался наполеоновский орёл, а французские офицеры гордо, как петухи, расхаживали между столиками, звеня саблями и шпорами, и преимущественно произносили только одно слово:

— L’empereur! L’empereur!

Бетховен, не помня себя, так сильно ударил кулаком по столу, что на нём подпрыгнули и задребезжали пустые чашки, и заорал, глядя прямо в лицо одному из офицеров:

— Да если бы я разбирался в стратегии так же, как и в контрапункте, вашему императору пришлось бы очень несладко! Я бы уничтожил его!

Французы шумно загомонили, перебивая друг друга:

— Что он сказал?

— Он оскорбил императора?

Один из офицеров поспешил успокоить своих собратьев по оружию:

— Не стоит обращать внимания на слова безумного музыканта Бетховена. — Он поднял бокал с шампанским. — Я пью за победу вашего контрапункта над пушками повелителя Европы!

Все дружно расхохотались, а Бетховен в ярости закричал:

— Я принимаю вызов! Что такое повелитель Европы по сравнению с повелителем всего мира?

Затем он буквально пулей вылетел из кофейни.

Это время называли «смертоносным миром», но, очевидно, оно несло смерть исключительно доброму и хорошему, давая жизнь всему подлому и злому.

Какие надежды он возлагал на своего ученика эрцгерцога Рудольфа! Он так хотел исполнить в Шёнбрунне свои Седьмую и Восьмую симфонии! Ничего не получилось. Помешали интриги и гнусное поведение обоих государей. Император Франц откупился от Наполеона своей дочерью Марией-Луизой [91] ...откупился от Наполеона своей дочерью Марией-Луизой... — Дочь австрийского государя Франца I Мария-Луиза была выдана за Наполеона в 1810 г. и отдал на расправу оккупантам героически сражавшегося с ними предводителя тирольских повстанцев Андреаса Хофера. В свою очередь, король Пруссии предал майора Шиля и его офицеров. В глазах Бетховена они были недостойны звания коронованных особ.