Борис Павленок - Преданный и проданный

Священник подал серебряную тарелочку с золотыми кольцами. Пётр с недоумением уставился на неё.

— Бери кольцо, надень мне на палец, — быстро шепнула Екатерина.

— Ты первая, — недоверчиво посмотрев на невесту, совсем по-детски возразил Пётр.

Екатерина проворно надела кольцо на его палец, за спиной послышались смешки и шёпот, Пётр обернулся и едва не уронил кольцо, скользнувшее по тарелке. Екатерина придержала его мизинцем, будто приготовив безымянный палец для принятия кольца.

Священник осенил молодых крестным знамением, дал поцеловать богато украшенный каменьями золотой крест Петру:

— Буди счастлив, сын мой. — Потом Екатерине: — Желаю счастья и удачи, дочь моя. — Прозвучало это искренне, от души.

На головы молодых опустили короны, грянул хор, праздничным звоном отозвались колокола, и эхо раскатило пушечный залп. Послышался дикий вороний грай, и под куполом храма затрещали крыльями всполошённые птицы.

Перед Екатериной замелькали сотни рук: каждый стремился благословить новобрачных.

Пётр, приняв руку жены, резво повернулся и стремительно пошёл к выходу. Сопровождающие спешно двинулись вслед, но Пётр вдруг резко остановился, за ним — свита, задние налетели на передних. Раздались шум, вскрики. Пётр, удовлетворённо кивнув, снова пошёл вперёд.

Навстречу из сияющего проёма дверей рвалось громкоголосое «ура!», раздавалась пушечная пальба, вслед процессии из глубины храма летело торжественное пение. Екатерина шла как сквозь туман — глаза застили набегавшие слёзы счастья. Пётр, будучи в весёлом расположении духа, с удовольствием строил рожи окружающим.

Один парик склонился к другому:

— Как вы находите сию пару?

— Она очаровательна.

— А он?

— Три зеро.

— ?

— Хоть ростом, хоть рылом, хоть умом — кругом нуль.

— Тсс...

Оглушённая колокольным звоном и громом пушек, радостными криками и церковным пением, Екатерина не сразу услышала звуки менуэта, приглашающие к балу. Она обвела зал счастливыми глазами и вспомнила о повелении императрицы: дабы сопутствовали молодым чистота, страсть, надежды и мечты, приказала Елизавета, чтобы было на свадебном балу четыре цвета: белый — невесты и жениха, красный — её, императрицы, голубой — камергерский и розовый — дамский.

Пары, одетые каждая в свой цвет, плавно двигались из четырёх углов зала к центру. Екатерина лукаво улыбнулась, отметив про себя, что медлительность движений танцующих была обусловлена не столько церемонным ритмом танца, сколько возрастом гостей. Ибо приглашены были самые именитые — первые лица династий, и потому высокое собрание напоминало скорее музей древностей, коему излишние эмоции противопоказаны.

Исключение составляли неизменно блистательная Елизавета со своим хотя уже весьма отяжелевшим, но всё ещё элегантным возлюбленным — Разумовским, и она, Екатерина, восхитительная в наряде невесты, идущая об руку с мужем, в танце довольно-таки изящным.

Пары сошлись в центре, и Екатерина, увидев, что царица весело и заговорщицки кивнула ей, ответила Елизавете улыбкой и кивком. После чего, сделав книксен, убрала свою руку из руки Петра. Тот растерянно посмотрел на жену, но, вспомнив, в чём дело, взял её снова за руку и, стараясь не привлекать внимания, отступил в сторону.

Этот манёвр не остался незамеченным, и Екатерина покраснела, услышав негромкие аплодисменты. Все расступились перед женихом и невестой, чтобы они могли уйти в опочивальню.

— С Богом!

— Совет да любовь!

— Будьте счастливы!

— Деток тебе полный дом!

Пожелания были вовсе не предусмотрены этикетом, но что поделать, здесь собрались старики, которые вынесли традиции из прошлого века.

За дверями зала Екатерину отсекла от Петра стайка фрейлин, предводительствуемых Чоглоковой, вокруг Петра собрались камер-юнкеры и его наставник Брюммер. Две группы направились в разные стороны, но встретились вскоре возле дверей, расположенных рядом. В одну из них вошли Екатерина и Чоглокова, в другую — Пётр и Брюммер. Остальные бесшумно исчезли.

Войдя в спальню, Чоглокова принялась раздевать невесту, отвязывая ленты, расшнуровывая, расстёгивая крючки.

Сняв драгоценности и аккуратно уложив их в шкатулку на комоде, фрейлина перекрестила Екатерину.

— Благословляю вас, дитя моё, — торжественно проговорила она и, собрав платья, вышла.

Екатерина, вдруг почувствовав озноб, забралась в кровать и, укутавшись, замерла. Из бального зала долетали вихревые ритмы польского танца, и она сразу представила себе почему-то, как гордо и величественно плывёт в танце Елизавета, зная, что равных ей нет. Усталость навалилась на веки, и она прикрыла глаза: сразу закружились перед ней многочисленные лица, драгоценности, вот улыбнулась ей Елизавета, ухмыльнулся Разумовский, мелькнуло рябое лицо мужа...

Екатерина вздрогнула и открыла глаза. Сквозь кисею балдахина спальня показалась ей сказочно прекрасной. Она снова закрыла глаза, но, вспомнив что-то, вскочила и, подбежав к шкатулке с драгоценностями — немецкая душа, — переставила её на прикроватный столик. Подошла к зеркалу, босыми ногами чувствуя сквозняк, несущийся по полу, посмотрела на себя. Фыркнула, явно довольная собой, и легла снова. Немного повозилась, устраиваясь поудобнее, провела руками по причёске, оправила оборки на ночной рубашке и отогнула краешек одеяла так, чтобы была видна полуобнажённая грудь.

Вдруг Екатерина замерла. За стеной в коридоре послышался стук тяжёлых башмаков. Вспыхнул игривый женский смех, снова топот. Скрипнула дверь. Екатерина, слыша гулкие удары своего сердца, прикрыла глаза.

— Простите, ваше высочество, забыла свечи погасить, — услышала она голос Чоглоковой и разочарованно и раздражённо посмотрела на фрейлину.

Та, подойдя чуть ли не вплотную, старательно всматривалась в темноту алькова. Екатерина натянула на себя одеяло и проговорила предательски дрогнувшим голосом:

— Мадам Чоглокова, оставьте ваши заботы, идите спать.

— Сей момент, сей момент... — на цыпочках обегая комнату, фрейлина не сводила жадных глаз с постели: великого князя нет. — Потом, ваше высочество, когда великий князь придут, погасите сами два шандала, вот эти, возле ложа. Её императорское величество велели соломки под окна настелить, чтоб стуку карет не было слышно...

— Да идите же вон! — сорвалась на крик Екатерина.

Чоглокову как будто сдуло ветром. Екатерина тяжело вздохнула, прикрыла глаза и...

...Скользят танцующие пары, у стены, откинувшись на спинку дивана, полулежит красавец кавалергард, гигант с лицом Аполлона и кудрями Амура...

Екатерина резко поднялась, сбросила одним движением ночную рубашку. Легла на спину, выпростав обнажённые руки поверх одеяла. Из-за окна донёсся собачий брёх, отрывистый, редкий, монотонный. Она встала, снова подошла к зеркалу, придирчиво оглядела своё обнажённое тело. Взяла с подзеркальника флакончик духов, мазнула за ушами, тронула пробочкой щёки, подбородок. Подумала и, смочив пальцы духами, провела ими по груди. Ещё раз вгляделась в своё отражение.