Борис Павленок - Преданный и проданный

Григорий караулил недолго и издалека увидел гостей. На пологом увале, уходящем к реке и освещённом луной, чётко виделись три группы конных. Двигались в отдалении друг от друга. Съехав с торной дороги в тень ели, Григорий проверил, легко ли выходит из ножен палаш, тронул пистолеты в тороках и у пояса, натянул узду, напряг коня, который нервно переступал. Григорий легонько потрепал его по шее, успокоил. Выехал рывком вперёд, едва первый дозор подошёл к опушке.

— Пароль?

— На павлина. Отзыв?

— Охота... Проезжайте, на развилке возьмёте левей, к костру.

Пропустив дозор, он стал на дороге, поджидая главных гостей. Их было трое. Двое рослых — мужики, третий маленький, конечно, женщина, хотя и одета по-мужичьи, в кафтан, да и сидит по-казачьи.

Григорий, козырнув, представился:

— Гефрейт-капрал конногвардейского полка Потёмкин. Прибыл для встречи и сопровождения.

— До берлоги! — Весёлый женский голос заставил Потёмкина вздрогнуть.

— Нет, ваше выс... — Но, сообразив, что полным титулом при тайной встрече лучше не именовать, кашлянул и поправился: — Нет, мадам, в потешную избу обогреться и — была не была! — отведать маленьки солтацки абенд.

— Это вы, студент? — воскликнула Екатерина.

— К вашим услугам, мадам.

Вплотную приблизился второй всадник. Потёмкин узнал в нём Разумовского.

— Здравствуйте, Потёмкин. Так вы, оказывается, знакомы?

— С детства, — засмеялась Екатерина. — С его детства.

— Что ж ты шапку не скинешь, хлопец, з якой дамой размовляешь! — укорил Разумовский.

— Чуть не вчерась снял. — Потёмкин показал кивер.

— Ну и парик! Будто казацкая шапка баранья.

— Это не парик, мадам, мамка наделила.

— Правда? Дайте потрогаю. — Потёмкин наклонился, она запустила в волосы пятерню и пребольно дёрнула. Григорий охнул, она засмеялась: — И правда, не парик. — Екатерина не торопясь высвободила пальцы из Гришкиной чуприны, скользнула ладонью по волосам, уху, щеке.

Он не упустил возможность, поймал губами перчатку её императорского высочества.

— Господа, нам не резон задерживаться, — мягко, но настойчиво проговорил третий гость.

Потёмкин вгляделся — этого он не знал.

— Никита Иванович, — обратилась Екатерина к Панину — а это был он, — оглянитесь на это поле, оно напоминает мне ночь, давнюю ночь под Валдаем. Только тогда была метель и у меня не было друзей.

Как напоминание о той ночи, послышался дальний вой пса, а может быть, запели брачную песнь волки.

— Поле как поле, — буркнул Панин. — Вам до рассвета надо поспеть к дому, не дай бог, хватятся.

— Мой нынче в Петербург двинулся, — беззаботно махнула рукой Екатерина. — Значит, ночь — попойка, день — опохмелка. Правильно я сказала по-русски? Поехали, — вдруг категорично приказала она.

К потешной избе не попали. Увидев на развилке проблеск огня, Екатерина направила коня в ту сторону.

— Ваше высоч... — захлебнулся тревогой Потёмкин. — Нам не туда.

— Хочу к костру. — Она дала шпоры коню.

Появление гостей было встречено радостными криками. Братья Орловы изрядно подогрелись и орали громче всех. Потёмкин вихрем сорвался с коня, крикнул Ивану:

— Гони за Гришкой, он в избе ждёт! — и подбежал к Екатерине, чтобы помочь сойти с коня.

— Добрый вечер, молодцы-гвардейцы! — Она вскинула РУКУ-

— Виват! — дружно гаркнули ей в ответ, и, как бывает по воле случая, налетевший ветер ярко вздул пламя костра, и оно взвилось к вершинам дерев.

Испуганный криком и взблеском огня, конь поднялся на дыбы. Григорий метнулся от стремени к поводьям, повис на них, кто-то кинулся на помощь.

— Держи поводья! — А сам, непостижимым образом извернувшись, поймал Екатерину, выбитую из седла.

Близко-близко большие и испуганные глаза, отблеск пламени в них, приоткрытые губы с белой полоской зубов, лёгкое тело на руках, захваченная локтем шея, аромат духов... У Потёмкина захватило дух. Екатерина, подавив испуг, встала на ноги.

— Спасибо, студент. Я не забуду этот случай. Ваша услуга многого стоит.

Он молча поклонился.

У костра шла весёлая толчея — выстилали хвоей и попонами место для Екатерины и гостей именитых, сервировали солдатский ужин мисками, котелками, манерками, ставили бутылки и фляжки.

— А ты ловок, сосед, — шепнул Потёмкину Разумовский.

Екатерина уже стояла возле своего — так скажем — великокняжеского места, подняв кубок, — у кого-то всё-таки нашлось сверкающее в свете костра серебро. Все стремились стать поближе к Екатерине. Послышался торопливый бег коней, в круг света ворвался Гришка Орлов и, чуть не кубарем скатившись с коня, оказался возле Екатерины.

Подождав, пока уляжется кутерьма, Екатерина сказала:

— Господа гвардия! Вы опора трона и мои молодые друзья, вы достойные сыны своей страны, а я хочу быть её верной дочерью. Я люблю императрицу Елизавету Петровну, люблю народ России, люблю всех вас. С вами, гвардейцы, мы убьём любого медведя... Разве не так?

— И павлина, — крикнул кто-то, поддержанный общим смехом.

— Тараканов прусских!

— С тобой, матка, хоть на смерть!

— Зачем смерть? Лучше жизнь! Я пью за нашу дружбу и за наше здоровье! — Она лихо осушила чарку.

Гвардейцы восторженно взревели и тоже не пронесли мимо рта.

Потёмкин вперёд не лез, он обладал чувством дистанции, меры, времени и другими качествами, столь полезными при дворе. Сейчас он держался чуть поодаль, в тени молодой ели. С другого бока её до него долетели слова:

— Мы не ошиблись, гетман, устроив эту потеху.

— Но путь к огню она выбрала сама.

— Чтобы выбрать хорошую дорогу, надо иметь хорошую голову. Эта ночь войдёт в гвардейские легенды.

— Только бы не пересказали их великому князю.

— Тут не найти его друзей.

— Значит, Никита Иванович, будем держать её руку?

— А кто ж ещё? Петруша с детства глуп и всегда пьян. Или узник Иванушка?.. Несмышлёный Павлуша?.. Как ни крути, а она, только она.

— Вы останетесь до утра? Я скоро, пожалуй, поеду.

— Да и мне недосуг... Главная охота — я бы сказал, охота на гвардию — состоялась, а медведь — Бог с ним, Алехан без нас управится. Вы думаете, она останется?

— А куда ж ей от Орловых?

— Вы хотите сказать — от Орлова?

Собеседники засмеялись.

К Екатерине подошёл капитан Пассек, заговорил с высоты своего роста, будто из-под вершин елей, с солдатской прямотой:

— Ты, матка, не тяни, а то терпение кончается. Гляди, взорвёмся да вразнос пойдём, хуже будет... Виват Екатерина!

— Виват, виват, виват!..

Екатерина распустила волосы, окуталась плащом и вмиг стала вовсе не царственной, а простой и весёлой. Раскинув руки, пошла по кругу. Кто-то крикнул плясовую, его поддержали и с присвистом, прихлопыванием, притопом укрепили танец, в круг вступил один, за ним второй...