Александр Красницкий - В пасти Дракона

Под палящими лучами солнца, обстреливаемый градом пуль, жестоко страдая от свежей раны, лежал генерал на каменных плитах той самой стены, на которую он вышел первым.

Около него были переводчики Янчевецкий, Мунде и двое фельдшеров. Их защищала каменная ограда в высоту человеческого роста да аршина в два ширины. Вынести из-за неё раненого удалось только спустя три часа. Один из фельдшеров при этом был ранен насмерть, другой же получил раны в руку и в ногу.

Но, несмотря на всё это, в исходе штурма нельзя было сомневаться. Кое-где на стенах затрепетали белые флаги... Китайские ружья и пушки стали затихать, однако всё-таки даже оттуда, где были выставлены белые флаги, всё ещё продолжалась стрельба.

Ровно в полдень генерал Леневич со своим штабом и главными силами вступил в Пекин.

И опять-таки бой далеко ещё не был решён. У Сиху-амынских ворот под гром русских пушек ожесточённо дрались японцы. В угловой башне отчаянно смелые маньчжуры Тун-Фу-Сяна каждый раз отбивали приступы и осыпали пулями всех, кто имел смелость подходить к их грозному укреплению. Везде раздавались китайские выстрелы, но ни для кого не было сомнения, что столица Китая уже пала... пред одной только русской силой.

увство страстного нетерпения испытывали все те, кто был в осаждённом китайцами английском посольстве. День разгорался всё ярче, но выстрелы слышались на прежнем расстоянии.

Это многих пугало... Что будет, если союзники не возьмут Пекина? Если им хоть на день придётся отложить решительный штурм или, что ещё хуже, снять осаду китайской столицы?.. Это было равносильно смертному приговору для всех, кто находился в английском посольстве... Трудно было бы надеяться на то, чтобы правители Китая продолжали по-прежнему добродушно относиться к людям, из-за которых им приходилось выносить такую беду. Да если бы и все члены высшего совета, императрица и император продолжали свою миролюбивую политику, вряд ли бы они смогли удержать ожесточившийся народ...

Все ждали... ждали с замиранием сердца появления освободителей.

— Кто-то придёт первым к нам? восклицали на той части стены, какая примыкала к английскому посольству и где в ожидании близкого освобождения собралась почти вся европейская колония.

— Вернее всего, что русские! — было предположение. — Судя по достигшим нас сведениям, русские идут во главе соединённых отрядов.

— Никогда не может этого быть! — запальчиво возразил Раулинссон. — Первыми явятся мои соотечественники.

— Англичане? Почему вы думаете?

— Так должно быть! Разве не во главе всех народов стоит британский народ?

— Но русские-то... русские!

— Что же они? Придут и они следом за моими соотечественниками, но всё-таки вы увидите, что мои предположения оправдаются вполне...

Что бы ни говорил Раулинссон, каждый надеялся, что первыми к баррикадам посольств явятся не иначе как его земляки.

К приёму давно жданных и желанных гостей начинали уже спешно готовиться. Дамы надели изящные туалеты, ожидая, что вместе с освободительными отрядами придёт в Пекин и удалая военная молодёжь. Все горели нетерпением, а время шло невозможно медленно.

Между тем, освирепевшие китайцы и в эти последние часы не оставляли своих врагов. С китайских баррикад слышались ружейные выстрелы, шлёпались пули, но на это не обращали внимания; до того ли тут было!

Выстрелы, впрочем, были одиночные. Очевидно, за баррикадами осталось очень немного стрелков, да и то плохих. Они стреляли, как это можно было судить по пулям, попадавшим всё в одно и то же место, — в стену, не умея даже прицелиться.

Со стены, где собрались в ожидании освободителей члены русской колонии, превосходно видно было, как спешно оставляют китайцы прилегающие к баррикадам кумирни, которые они занимали во время осады посольств. Уход их походил на бегство. Осаждённые без устали стреляли со стены по перепуганным беднякам, и те так спешили уйти, что бросали на месте своих не только убитых, но и раненых...

Прошёл день, а освободителей всё ещё не было.

— Чего же они медлят? — роптали в европейском квартале. — Разве не могут сообразить, что мы ждём их здесь с нетерпением...

— Вероятно, нельзя, — слышались возражения. — Очень может быть, их задерживают китайцы.

— Эти трусы негодные? Быть не может!

— Трусы, но всё-таки — бой. И кажется, жаркий!

— Они засели за стенами...

— Вот и приходится выбивать их оттуда.

Прошёл ещё час, полтора... а освободителей всё ещё никого не было.

Нетерпению пекинских сидельцев не было пределов.

Вдруг ровно в два часа пополудни из американского посольства выбежал какой-то юноша.

— Кто это? — спросили среди истомлённых ожиданием европейцев.

— Разве не видите? Фарго Сквайтс...

— Сын секретаря американского посольства? Слышите, он что-то кричит...

Сквайтс бежал, размахивая шляпой.

— Господа, ура! — ещё издали кричал он. — Мы освобождены! Идут, идут!

Все засуетились, не зная, в какую сторону глядеть.

— Кто идёт? — спрашивали тревожно. — Никого не видно нигде...

— Нет, нет! Видно! Немцы идут.

— Да где же, где?

— Взгляните на Яшмовый канал... Там они, там!

Все взоры обратились в указанную сторону. Между маньчжурской стеной и Китайским городом по высохшему руслу канала двигались стройные ряды солдат.

При виде их радостное «ура» загремело с маньчжурской стены. Осаждённые, рыдая от восторга, обнимали и лобызали друг друга.

— Но это не немцы вовсе! — заметили в толпе.

Да, это были не немцы. Шли смуглолицые, высокие, статные люди в чалмах и в коричневых кафтанах.

— Это индусы, бенгальцы! — заорал во всё горло Раулинссон. — Да здравствует Британия, ура!.. Что, не был ли я прав, говоря, что нас освободят подданные королевы Виктории?..

Да, он был прав, этот британец!

Русские герои проливали кровь на стенах Пекина, охваченные одной только заботой освободить несчастных, как они думали, жертв китайцев.

Они, сыны России, открыли путь в столицу Китая, самоотверженно кинувшись на штурм неприступных бастионов. Если и взят был Пекин, то только одними русскими.

Достойными и верными союзниками русских орлов явились японцы. Они не на живот, а на смерть сражались с врагами, облегчая русским воинам их тяжёлую задачу... Они, эти малорослые, желтокожие люди, кровавым боем у главных ворот Пекина навсегда укрепили за собой славу храбрецов.

А другие? Американцы, французы, англичане?.. Они... гм... они прекрасно исполнили роль той мухи из басни, которая сидела на рогах у пашущего вола...

Отряд французов в 500 человек с тремя горными батареями явился в Пекин после штурма, когда всё уже было кончено.