Александр Красницкий - В пасти Дракона

— Их немного, сын Дракона! — воскликнул молодой боксёр, принёсший весть о приближении европейцев. — Прикажи, и мы сметём их всех с лица земли.

Синь-Хо на мгновение задумался.

— Нет! — сказал он. — Хотя пробил час, но в чаше нашего долготерпения есть ещё место для нескольких капель... Нужно подождать... Разойдитесь, братья, и будьте готовы действовать по первому знаку...

В одно мгновение кумирня опустела. Да и пора было. Отряд из нескольких десятков французских, германских и итальянских матросов быстро окружил её. Намерения европейских моряков были далеко не из мирных. Они шли в грозном молчании, держа наперевес ружья с примкнутыми штыками. Изредка только раздавалась команда офицеров.

Никогда и нигде ещё на белом свете не совершалось ничего подобного. В незавоёванной столице государства, которому даже и войны объявлено не было, распоряжались не его правители, а никем не уполномоченные чужаки, распоряжались, грозя ослушникам в случае неповиновения вооружённой силой, в полной уверенности, что именно так и следует поступать...

И кто же были от и люди?

Да те самые, которые всегда провозглашали, что «сила не право», кто выше всего ставил «свободу человека», «демократию» и постоянно твердил о том, что мир держится на трёх великих устоях: свободе, равенстве и братстве.

С великой гордостью следует отметить, что среди этих своевольников не было ни одного русского.

Пришли эти люди, заняли кумирню и, не найдя там никого, с торжеством как «победные трофеи» захватили кучу красных тряпок, которыми украшали себя, в отличие от всех остальных, боксёры. С этими трофеями все отряды и разошлись по своим посольствам.

Но ответ не замедлил последовать.

Едва только начало темнеть, как почти около самого иностранного квартала в Ха-Дамынской улице Маньчжурского города вспыхнул пожар...

Горела протестантская часовня.

Это Синь-Хо и его друзья отвечали европейцам за их легкомысленную выходку.

Пожар был пустяшный, но в европейском квартале начался переполох.

— Вот то, чего я более всего опасался! — говорил полковник Шива, собрав около себя кружок европейцев. — Теперь следует принять все меры безопасности. Ужасы близки...

— Но что? Что нам грозит? — сыпались тревожные вопросы.

— Я получил сведения, что боксёры явятся сегодня в ночь выгонять нас: так решили их вожди.

— Полковник, вы знаете всё, что делается здесь; скажите, неужели же высшее правительство Китая бессильно против этого сброда?..

— Не бессильно, но оно не имеет желания останавливать это движение.

— Чем мы провинились перед ним?

— Вероятно, у императрицы и Туана создалась строго определённая цель. Мой совет — принять все меры предосторожности и прежде всего забаррикадировать улицу с обеих сторон. Всё-таки — хоть какая-то защита...

Этому совету поспешили последовать. На конечных пунктах Посольской улицы: у русской миссии с западной стороны и у итальянской — с восточной, из первых попавшихся материалов брёвен, досок, пустых бочек и телег — были сооружены баррикады, за которыми укрылись отряды моряков, готовых встретить врага и дать ему отпор, если только тот посмеет сделать решительное нападение.

А зарево пожаров всё разгоралось над Пекином. В разных частях города один за другим вспыхивали новые пожары. Ярко-багровые облака плыли над Пекином. Было светло, как будто день наступил среди ночи. Никто в европейском квартале, уже превратившемся в вооружённый лагерь, и не думал спать. До сна ли было? С городской стены, примыкавшей к Посольской улице, видно было, как пылали здания русской духовной миссии, охваченные со всех сторон всепожирающим пламенем. Вот огненные языки показались из окон величественного Дунь-Танского (восточного) собора: боксёры добрались и до него. Запылали здания морской таможни. Зарево отдельных пожаров, поднявшись к нему, слилось, и висело над городом в облаках, как некий огненный венец. До собравшихся на стене европейцев ясно доносились треск загоравшегося дерева, грохот обваливавшихся и подгоревших зданий, дикие завывания всё более и более разнузданной толпы.

На Посольской улице господствовало смятение. Из каждого дома слышались плач детей, перепуганных доносившимся шумом, истерические рыдания женщин, уже видевших опасность перед собой. И вот среди всего этого хаоса пронёсся крик:

— Боксёры!

На мгновение стало тихо. Смолкли женщины и дети. Только у итальянской баррикады заметно было движение. Это занимали позиции итальянские моряки, на долю которых выпадало отражение первого натиска китайских патриотов.

Большой отряд боксёров, кончив поджигать европейские дома, храмы и часовни в Китайском городе, прорвался через Ха-Дамынские ворота в Маньчжурский город и теперь шёл в улицу посольств, не ожидая встретить на своём пути серьёзной преграды. Боксёры шли сплошной массой. Ни у кого из них не было огнестрельного оружия. Пики и ножи — вот и всё их вооружение... И с этим жалким оружием они ни на минуту не задумывались броситься вперёд даже тогда, когда увидели перед собой баррикаду.

Впереди главного отряда шли несколько десятков совершенно безоружных боксёров, нёсших факелы, которыми они освещали путь остальным. По пятам отряда следовала огромная толпа нищих, оборванцев и бездомной черни — желающая поживиться при разгроме посольств.

Все эти обезумевшие люди шли не так, как ходят обычно. Они на ходу низко кланялись и приседали, словно призывая на помощь покровительствующее им божество. Свои призывы к этому божеству они сопровождали ужасным криком:

— Ша! Ша! Убивайте!

Крики сотен голосов, передававшиеся на всём огромном пространстве, леденили кровь в жилах защитников посольств. Иностранцы с ужасом поглядывали друг на друга. «Нас так мало! — выражали эти взгляды. — Боксёры задавят нас числом».

— Солдаты! — тихо отдаст приказание командир итальянских моряков. — Помните свой долг. Если нам суждено умереть, мы должны как можно дороже продать свою жизнь... Стрелять залпами!

— Последний патрон беречь для себя! — тихо шепчут друг другу солдаты, замирая в напряжённом ожидании.

Боксёры подошли на выстрел. Грянул залп. Пули дождём брызнули в ряды наступавших. Это не остановило их. Ещё залп, ещё и ещё. Перед баррикадой выросли горы тел. Слышались стоны, вопли, предсмертное хрипенье и — о диво! — боксёры будто только затем и пришли к баррикаде, чтобы уложить около неё несколько десятков своих товарищей. Толпа сброда, сопровождавшая «носителей духа», разбежалась при первых же залпах, а сами боксёры под выстрелами европейцев подобрали своих убитых и раненых и в прежнем порядке удалились в Китайский город.

Первый натиск был отбит, но все в европейском квартале понимали, что это — начало, продолжение же не замедлит последовать.