Александр Красницкий - В пасти Дракона

Наконец один из нищих сжалился над изнемогавшим от боли и потери крови Кордесом и указал ему дорогу к американскому госпиталю. Истекая кровью, свалился на пороге его несчастный раненый. Его подняли в беспамятстве и поспешили сделать перевязку. Рана, к счастью, хотя и оказалась тяжёлой, была далеко не опасной для жизни.

Между тем, Эн-Хай внимательно осмотрел труп Кеттелера.

— Он мёртв! — сказал Эн-Хай своим солдатам. — Это, кажется, был важный господин... Он сам виноват в своей смерти... Но я сохраню память о нём.

С этими словами Эн-Хай взял часы и револьвер Кеттелера.

— Что же делать с ним? — спросил один из солдат.

— Отнесите его на улицу Гу-Ай-Фу, там генерал Су-Лу-Тай отдаст свои распоряжения... Запрещаю вам касаться трупа. Он должен быть передан генералу неприкосновенным, иначе белые дьяволу обвинят нас в издевательстве над трупом... Неповреждённость его тела будет нашим оправданием.

Солдаты подняли труп и быстро унесли его.

В это время из Посольской улицы выбежал отряд немецких матросов и с примкнутыми штыками кинулся к месту ужасной драмы.

Освирепевшие немцы, не разбирая ни пола, ни возраста, убивали всех беззащитных, попадавшихся им на пути; но лишь только они услыхали о приближении правительственных войск, как поспешили, «боясь быть окружёнными» [56] Дневник Д. Д. Покатилова. , возвратиться поскорее в посольство...

Панический ужас овладел всеми узниками Посольской улицы. Они поняли, что жребий был брошен, что теперь уже, когда с обеих сторон пролилась кровь, надежды на спасение мало. Всем им приходилось заботиться о сохранении своей жизни, и простое благоразумие заставляло их не показываться более за баррикадами, где они были всё-таки в некоторой безопасности.

Было же всех 800 человек, и между ними насчитывалось до 200 женщин и детей.

С какой ненавистью поглядывали теперь все эти люди на четырёхтысячную толпу китайцев, которых они пригнали сюда, надеясь на скорую помощь освободительного отряда! Теперь все эти люди являлись для них совершенно лишним бременем, потому что и их нужно было кормить.

Сколько времени — этого никто не мог знать... Железное живое кольцо сомкнулось, и разорвать его было теперь невозможно.

Сказывались последствия взятия Таку.

ока всё это происходило в Пекине, злополучный отряд лорда Сеймура сидел в падежном форте, куда попал исключительно благодаря героизму русских матросов, ворвавшихся на штыках внутрь его и выгнавших китайцев из этого укрепления.

Сами матросики даже мало внимания обратили на совершенный ими подвиг. Молодцы и того не заметили, что штурмовать форт пришлось им одним. Европейцы в это время делали вид, что обороняют раненых от нападавших боксёров, за которыми виднелись массы правительственных войск. Но едва русское могучее «ура!» загремело на стенах китайской твердыни, как англичане, немцы, французы и итальянцы стремглав кинулись в занятое русскими матросами укрепление, оставив при этом японцев одних сдерживать наступавших врагов. Очутившись в безопасности, и они прокричали боевой клич, будто и в самом деле эта победа была их достоянием.

Матросики, видя всё это, только посмеивались:

— Э-эх! Воители!..

— Куда им! Кашу заварили, а как расхлёбывать пришлось, так и Митькой звали!..

Капитан 2-го ранга Чагин, начальствующий русским десантом, благодарил своих молодцов, со смущением принимавших эту благодарность, хотя их обычное «рады стараться» звучало, как и всегда, могуче и задорно.

Европейцы, очутившись в занятом русскими матросами форте, прежде всего принялись осматривать, что в качестве военной добычи досталось на их долю.

Конечно, искали прежде всего денег, драгоценностей, но, к великому своему огорчению, ничего этого не находили. Зато были найдены значительные запасы риса и всевозможные перевязочные средства.

— Глядите-ка, братцы! — радовались матросы. — Китайцы-то для нас и папироски припасли... Спасибо им!

Всякой малости радовались, как дети, не обращая даже внимания на то, что опасность становилась час от часу всё более угрожающей.

Форт сей оказался арсеналом и был известен у китайцев под именем Сичу. Тут хранились всевозможные орудия и боевые снаряды. Достаточно сказать, что в Сичу оказались захвачены 52 орудия Круппа да более 11 тысяч ружей, чтобы понять всё значение этого места для китайцев. Немудрено, что правительственные войска, уже получившие из Пекина повеление начать военные действия, приложили все усилия, чтобы возвратить себе форт и уничтожить занявший его освободительный отряд.

И они, без всякого сомнения, успели бы в этом, если бы в отряде Сеймура не было русских матросов.

После занятия Сичу немедленно состоялся военный совет, на котором председательствовал неудачный герой лорд Сеймур.

— Что нам делать теперь? — спрашивал он. — Идти вперёд нет возможности, оставаться здесь — тоже, потому что нет ни патронов, ни сил для сопротивления... В рукопашном бою нас задавят численностью...

«Горе-героя» надоумили, что против китайцев можно воспользоваться их же пушками и ружьями, патроны к которым были в изобилии.

Так и сделали. Весь отряд был перевооружён, а на валах были установлены китайские пушки.

День прошёл относительно спокойно.

Около форта оставались несколько строений; китайцы засели там и открыли по форту беспорядочную стрельбу, но на штурм не решались.

Тем не менее европейские солдаты заметно приуныли. Они страшились наступления ночи, ожидая непременно решительного приступа в ночном мраке. Страшились за себя, а о тех, выручать кого их послали, не было и помина....

А русские и не думали унывать. Матросы пересмеивались между собой, словно и не представляя себе всей опасности положения.

— Чего бояться-то! — шёл между ними говор. Мы — русские. С нами Бог!

— Так-то так! А всё же... ежели полезут длиннокосые...

— Ну что же? Полезут, так и пугнём их... Эка невидаль!

И чем дальше шло время, чем ближе подходила ночь, тем спокойнее становились наши герои.

— Гляди-ка, ребята, как камрады-то приуныли!

— Как им не приуныть? На то ведь они и союзники!..

— Да чего им унывать-то? Разве солдат может бояться смерти в честном бою! Коли присягу дал, нос вешать нечего...

В конце концов матросы так развеселились, что вдруг под сумерки над низкими берегами Пей-хо загремела удалая русская песня...

Осаждавшие были настолько этим поражены, что даже перестали стрелять... Китайцам непонятна была эта беспечная весёлость русских в момент серьёзной опасности.

Но вот настала и ночь. Непроглядный мрак окутал и форт, и реку, и берега её, и бивак китайских войск. Было необычайно тихо. И осаждавшие, и осаждённые замерли в ожидании решительного момента... На валах и у ворот были расставлены часовые от всех отрядов. Они молчали, напряжённо глядя в окутанную тьмою даль; но там всё было неподвижно и тихо...